Доклад Юкио Мисимы императору

– Вы говорите так, потому что красивы и сильны. А я слабый человек, и вы презираете меня за это.

– А почему вы думаете, что мой внутренний мир соответствует моей внешности?

– Все эти разговоры о внутреннем мире – чепуха! Сейчас вы заведете речь о моей «внутренней красоте». Я хочу, чтобы мой внешний вид соответствовал вашему, чтобы мы были красивой парой.

– Мы с вами и так прекрасная пара, – сказала баронесса Оми-ёке. Взяв со стола фотографию, она разорвала ее и положила клочки в свою сумочку. – В эпоху обратного курса нет ничего невозможного.

Часть 2

ДРАГОЦЕННОСТЬ

Анатомия бестселлера

Из неопубликованных стенограмм интервью, взятого у Юкио Мисимы Тукуокой Ацуо в Бенаресе, Индия, в октябре 1967 года.

ГЛАВА 1

ПРЕДИСЛОВИЕ ТУКУОКИ АЦУО,

КОРРЕСПОНДЕНТА «МАЙНИКИ СИМБУН»

Утром 17 октября 1967 года я прибыл в индийский город Бенарес, и меня отвезли в гостиницу «Кларк», где во время своего краткого визита в Индию жил Юкио Мисима. Конфиденциальную информацию об этом я получил от издателя Мисимы, Нитты Хироси, и сразу же вылетел из Токио, чтобы взять интервью у писателя, который, по общему мнению, в этом году имел все шансы стать лауреатом Нобелевской премии.

Интервью началось с напрашивающегося, но довольно нелепого вопроса. Я спросил, уверен ли сам Мисима в том, что получит Нобелевскую премию? Почему я, опытный журналист, много лет знакомый с писателем, задал подобный дилетантский вопрос? Попытаюсь объяснить, хотя мое оправдание будет выглядеть довольно необычно. Мисима принял меня на балконе своего гостиничного номера, лежа на кушетке. Он был совершенно голый, как один из тех святых саддху, которые шествуют по улицам Индии, не стыдясь своей наготы.

– Добро пожаловать в Каси, Драгоценность, – приветствовал он меня.

Я не понял, что такое «Каси, Драгоценность», но был слишком смущен, чтобы попросить писателя объяснить мне значение этих слов. Как я мог брать интервью в подобной ситуации? К счастью, ширма бугенвиллеи на балконе скрывала нас от нескромных взглядов прогуливающихся по лужайке постояльцев гостиницы.

Сильно нервничая и стараясь не смотреть туда, где в позе одалиски возлежал Мисима, я стал возиться с магнитофоном, непослушными пальцами пытаясь включить его. Мне вдруг пришло в голову, что нагота является для Мисимы своего рода маскарадом, и я обиделся на писателя. Мне не нравилась его попытка подобным абсурдным образом устроить мне испытание.

Как я уже сказал, я знал Мисиму много лет. Вместе с другими его знакомыми, широкий круг которых он формировал, пользуясь своим незаурядным обаянием, я наблюдал за трансформацией его тела. Мисима всегда был болезненным и тщедушным, даже по меркам довольно снисходительной к физическим недостаткам интеллектуальной элиты. И вот теперь он вдруг предстал перед нами в образе атлета с хорошо развитой мускулатурой. Это стоило ему четырех-пяти лет строжайшей самодисциплины. Свою борьбу за преображение в классического мистера Атланта, духовного крестного отца всех культуристов, он начал в середине 50-х годов.