Полужизнь

темной, некрасивой одежде - она сидела одна за столиком, покрытым круглыми

пятнами от стаканов, под потолочным вентилятором. Я подошел и сел за ее

столик. Я думал, что ей это польстит, но она почему-то испугалась. И тогда

я сообразил, что она может и не знать, кто я такой: я ведь ничем не

выделялся среди своих сокурсников, и она могла меня не запомнить.

Так что с самого начала я получил своего рода предостережение. Но я

ему не внял и сказал ей:

- Я видел тебя в английской группе.

Может быть, мне не стоило говорить именно это. Она могла подумать, что

я был свидетелем ее унижения в тот раз, когда профессор пытался заставить

се рассказать о "Гамлете". Она ничего не ответила. Худой официант с

лоснящимся лицом, в очень грязной белой куртке, которую он носил много дней

подряд, подошел к нам, поставил перед девушкой мокрый стакан воды и спросил,

чего я хочу. Это помогло справиться со смущением мне, но не ей. Она

очутилась в странном положении, да еще при свидетелях. Ее очень темная

верхняя губа медленно и влажно - как улитка, подумал я, - скользнула по

крупным белым зубам. Впервые я заметил, что эта девушка пользуется пудрой.

Ее лоб и щеки были покрыты тонким белым налетом; из-за этого ее черное лицо

казалось матовым, и было видно, где кончается пудра и снова начинается

блестящая кожа. Я почувствовал отвращение, стыд, жалость.

Я не знал, о чем с ней беседовать. Я не мог сказать: "Где ты живешь?

Кто твой отец? Есть ли у тебя братья? А они чем занимаются?" Все эти

вопросы породили бы неловкость, и к тому же мне, честно говоря, вовсе не

хотелось знать ответы. Эти ответы столкнули бы меня в яму, а я туда не

хотел. Так что я сидел, потягивал кофе, курил тонкую дешевую сигарету из

пачки, положенной передо мной официантом, и просто молчал. Случайно

посмотрев вниз, я наткнулся взглядом на ее худые черные ноги в дешевых