|
– Слушай, – говорю я. – Неужели и впрямь в этом году только мы с Тайлером? – Похоже на то. Хотя мне кажется, Ди может приехать из Порт-Артура. Она скоро вернется в свою старую спальню. Есть признаки. – Признаки? Мать увеличивает скорость движения дворников и включает фары. Что-то ее тяготит. – Вы все уезжали и возвращались, уезжали и возвращались столько раз, что я даже не вижу смысла говорить друзьям, что дети разъехались. Да и тема эта больше не обсуждается. Мои друзья со своими детьми проходят через то же самое. Когда мы сталкиваемся в «Сэйфвэе»[50], то больше не спрашиваем друг друга о детях, как раньше, – это как бы не принято. А то было бы одно расстройство. Кстати, ты помнишь Аллану дю Буа? – Красотку? – Обрила голову и ушла в секту. – Да что ты?! – Но сначала продала все материнские драгоценности, чтобы заплатить за место в Лотосовой Элите у своего гуру. Расклеила по всему дому бумажки со словами: «Я буду молиться за тебя, мама». Мать в конце концов выставила ее из дому. Теперь она в Теннесси, выращивает репу. – Все облажались. Никто не вырос нормальным. Ты кого-нибудь еще видела? – Всех. Только я не помню, как их зовут. Донни… Арнольд… Я помню их маленькими, когда они забегали к нам за леденцами. А сейчас они все такие побитые, постаревшие – какая-то преждевременная дряхлость. А вот Тайлеровы друзья, надо сказать, все живчики. Совсем другой коленкор. – Тайлеровы друзья живут в мыльных пузырях. – Это и неправда и несправедливо, Энди. Она права. Я просто завидую, что друзьям Тайлера будущее не страшно. Завистник и трус. – Ладно, извини. Так почему ты думаешь, что Ди может вернуться домой? Ты начала говорить… Мы едем по почти пустынному бульвару Сэнди в сторону центра, к стальным мостам – мостам цвета облаков, мостам столь замысловатым и огромным, что мне вспоминается Нью-Йорк из рассказа Клэр. Я задумываюсь, способна ли их масса совратить законы притяжения. – Ну, когда вы, дети, звоните и начинаете грустить о прошлом или ругаете свою работу – я понимаю, что пора стелить чистое белье. Или если все слишком хорошо. Три месяца назад Ди звонила и рассказывала, что Ли покупает ей молочный магазин. Я никогда не слышала такого восторга в ее голосе. И я тут же сказала отцу: «Фрэнк, руку даю на отсечение – еще весна не наступит, а она вернется в свою комнату рыдать над школьными фотографиями». Похоже, я скоро выиграю пари. Или когда Дэви единственный раз устроился на более-менее пристойную работу – его взяли художественным редактором в журнал, и он взахлеб рассказывал, как ему там нравится. А я знала, что не пройдет и двух минут, как эта работа ему наскучит. И точно – дин-дон, звонок в дверь, стоит Дэви с этой девушкой, Рейн, вылитые беглецы из детского концлагеря. Влюбленная парочка прожила у нас в доме полгода, Энди. Тебя не было; ты ездил в Японию или еще куда-то. Ты представить себе не можешь этот кошмар. Я до сих пор повсюду нахожу обрезки ее ногтей… Отец, бедняга, обнаружил один в морозильнике -: черный отполированный ноготь – просто жуть. — 93 —
|