Когда мы отстраняемся друг от друга, я чувствую себя так, как будто стою на карнизе: голова идет кругом, и любой шаг неверен. Я не могу подобрать ни одного слова, которое бы не заскрежетало стеклом у меня на зубах. — Тебе пора идти, — напоминаю я. У порога Делия оборачивается. Она по-прежнему не выпускает из рук последних написанных мною страниц. — Хочу узнать, чем все закончится, — объясняет она. VIIIЛжецам нужна хорошая память. Квинтилиан. Institutions Oratoriae. Глава 2, 91 ДЕЛИЯЯ помню, как мы ходили по серым коридорам векстонской школы: наши с Эриком руки переплетались, застревая друг у друга в задних карманах джинсов, а Фиц плелся рядом, болтая обо всем на свете — начиная с новых слов, включенных в толковые словари, и заканчивая причинами, почему даже голубые омары краснеют при варке. Я кивала в нужных местах, но на самом деле не слушала его — меня больше волновали записки, которые Эрик оставлял в моем шкафчике, и прикосновение его пальцев, ныряющих мне под футболку и пробирающихся по позвонкам. Но, как показывает время, я таки запомнила болтовню Фица. Я обращала на нее внимание даже тогда, когда уверяла себя, будто мне наплевать. Если его голос и не был мелодией моей жизни, то уж точно был ее басовой линией — настолько изящной, что даже не слышишь ее, пока она не исчезнет. Я останавливаю машину у трейлера и, стараясь не шуметь, пробираюсь внутрь. На часах еще нет и шести утра, Эрик и Софи, должно быть, спят. Я достаю кофе из шкафчика над раковиной, засыпаю зерна в кофемолку, когда вдруг кто-то трогает меня за плечо и целует в щеку. Поцелуй… — Ты сегодня рано встала, — говорит Эрик. Одет он с иголочки: темно-серый костюм и бордовый галстук до того гармонируют с его темными волосами и светлыми глазами, что у меня перехватывает дыхание. — Мне… не спалось, — говорю я. — И я решила прогуляться. Будет ли считаться враньем, если я утаю, что меня не было дома всю ночь, а он не спросит? Эрик садится за стол, и я ставлю перед ним стакан апельсинового сока. Но вместо того чтобы выпить, он в задумчивости водит пальцем по ободку Мне кажется, что в этом безобидном отверстии ему мерещится разверстая пасть хищника. — Делия, — говорит он, — я сегодня постараюсь изо всех сил. — Я знаю. — Но это еще не все. Я хотел бы извиниться перед тобой. У меня в голове проносятся строки из записей Фица. — За что? Во взгляде Эрика столько невысказанного, что мгновение тишины, похоже, вот-вот кристаллизуется и мраморным шариком цокнет о столешницу. Но он, взяв стакан, нарушает заклятие. — 212 —
|