Похищение

— У вас есть тридцать дней, чтобы вытащить кролика из цилиндра, — говорит судья Ноубл. — Почему же вы еще здесь?

Когда Эндрю входит в наш приватный зал для переговоров, я поднимаю глаза.

— Давайте внесем это в список вещей, о которых нужно сообщать адвокату, из шкуры вон лезущему, чтобы вас оправдали: этому адвокату нужно сообщать, что в драке, за которую вас когда-то судили, участвовал будущий муж вашей жены.

Он удивленно смотрит на меня.

— Я думал, ты знаешь. Его имя ведь указано в протоколе.

— Больше ни о чем не хотите упомянуть?

Он меряет меня долгим взглядом.

— Я увидел его, — признается он дрогнувшим голосом. — Я видел, как он ее трогает.

— Элизу?

Эндрю неуверенно кивает.

— Как вы вообще заподозрили неладное?

— Делия нарисовала мне мелками картинку. Когда я решил повесить ее в своем кабинете в аптеке, то заметил надпись на обратной стороне. Я подумал, что там может быть что-то важное, перевернул… И это оказалось письмо Элизы, адресованное какому-то Виктору. Мы еще были женаты. Я любил ее. — Он сглатывает ком в горле. — Тогда я спросил у Ди, где она взяла эту бумажку, и она сказала, что у мамы в тумбочке. На вопрос, знает ли она какого-нибудь Виктора, Делия ответила: «Да, так зовут дядю, который приходит спать к маме».

Эндрю встает и подходит к двери с крохотным зарешеченным оконцем.

— Она же была в это время дома! Совсем еще малышка… Однажды я специально вернулся домой пораньше и застукал их.

— И так его оприходовали, что ему пришлось наложить шестьдесят пять швов, — продолжаю я. — Эмма Вассерштайн собирается использовать этот эпизод, чтобы объяснить, почему вы похитили дочь полгода спустя. Она представит это как продуманный акт возмездия.

— Может, так оно и было… — бормочет Эндрю.

— Только, ради бога, не говорите этого в суде!

— Тогда сам выдумывай мне оправдания, Эрик. Дай мне сценарий, и я, мать твою, скажу все, что пожелаешь!

Этого, понимаю я, было бы достаточно любому адвокату: чтобы клиент согласился слушаться его во всем. Но сейчас так не получится, потому что каким бы валежником вранья я ни прикрывал эту яму, мы оба знаем глубину правды. Эндрю не хочет мне ничего рассказывать, а мне вдруг совсем расхотелось его слушать. И поэтому я вылавливаю из зыбучих песков, простершихся между нами, всего три слова:

— Эндрю, я ухожу.

Фиц пытается развести костер. Свои очки он положил на пыльную землю так, чтобы линзы поймали солнечный луч и подожгли скомканную бумагу под дужками.