|
дедушка с проворством щеголя-официанта снимает с коробки крышку, открывая нашему взору обтянутую бархатом подставку, на которой красуется с десяток разновидностей баночного кошачьего корма. Джасмин смотрит как потерянная; бабушка сияет. Общее разочарование почти осязаемо. Анна-Луиза, приникнув ко мне, шепчет мне на ухо: — Сюр какой-то! Еще немного — и я растекусь, как плавящиеся часы у Дали. 14 — Не понимаю, дедушка, хоть убей. Ты все твердишь, что мы должны бегать вербовать рекламных агентов, которые будут на нас работать. А когда мы начнем собственно торговать кошачьим кормом? — Фрэнк Э. Миллер был бы мной доволен. — Это не кошачий корм, Тайлер. Сколько раз тебе повторять! Это «Китти-крем: система кошачьего питания». Система! Ты продаешь не просто кошачий корм, ты продаешь систему. — Ясно. Но кто, собственно, занимается торговлей, кто продает банки с кормом? Развозит по адресам? Ничего не понимаю — где тут доход? Дедушка тяжко вздыхает: — Тайлер, уж ты-то, с твоим опытом торговли часами, должен понимать, как работает грамотно построенная сеть торговых агентов. Нанимаешь пятерых, они продают для тебя; каждый из пятерых, в свою очередь, нанимает еще пятерых, и так далее, и так далее. А ты имеешь долю от всех продаж. — Пирамида? — Сеть! — Но когда торговые агенты начнут собственно продавать банки...— Договорить мне не дают. — Дейзи! Что скажешь о качестве продукции? Впечатляет, а? Дейзи издает нечленораздельно-одобрительные звуки. — Сухарики-мышки, по-моему, очень миленькие. — А мне нравится «Киттипомпа», дедушка! — говорит Марк.— Можно мне еще разок попробовать? — Конечно, сынок! Давай, качай. Марк, опрокинув по пути чашечку с остывшим китайским чаем, нажимает на хромированный рычажок небольшого приспособления, по виду напоминающего машину для варки кофе-эспрессо, и спереди, прямо из улыбающегося кошачьего рта вылезает рифленая, подрагивающая бурая колбаска мясных субпродуктов. Колбаска мягко скручивается, наподобие итальянского мороженого, в стеклянной чашечке с ярким логотипом «Китти-крема»® на дне. Бабушка хватает это жуткое «мороженое», посыпает его сверху сухариками-мышками и по очереди сует нам в нос. — Ну разве не прелесть? — спрашивает она.— Первый миллион считайте у вас в кармане. А вид какой — хоть сам ешь! А что? Я бы запросто. Хозяева ресторана, оцепенев, смотрят на нее с нескрываемым ужасом, да и мы все тоже. — Бабушка! — кричим мы, — Не надо! — Будет тебе, Дорис,— ласково посмеивается дедушка. Дорис заливисто смеется — будто колокольчик звенит. Шутники, однако. Номер они на пару отработали профессионально, без сучка, без задоринки,— на зависть торгашам-зазывалам на каком-нибудь карнавале. Тем временем мы — Анна-Луиза, Мюррей, Джасмин, Дейзи и я — еле сдерживаем рвотные позывы, потому что гадостнее кошачьего корма нет, — 42 —
|