Пирсинг

— Язык глухонемых, вот как? — пробормотал Кавасима.

Он окинул девушку взглядом, не понимая, зачем она придумала такую смехотворную историю.

По крайней мере она благообразная, с ухоженными волосами и одевается со вкусом. Миниатюрная, но хорошо сложена. Маленькое личико, симметричные черты лица. Но взгляд глаз тревожный и немного стеклянный. Близорукая, что ли? Не то чтобы она боялась смотреть прямо в глаза, но, кажется, она не способна ни на чем сфокусировать взгляд. Как будто он не связан с ее сознанием. Такая женщина может находиться в комнате одна-одинешенька, не сводя глаз со стула.

Она напугана, внезапно решил Кавасима. Но чего же она так испугалась? И почему она вынуждена лгать? В любом случае надо обезвредить ее как можно скорее.

— Я никогда прежде не пробовал садомазохистского секса, — сказал он, — так что не уверен, что правильно представляю себе суть дела… Могу я попросить тебя раздеться и позволить себя связать?

Тиаки уже успела успокоиться, но тут ее шестое чувство вновь проснулось. Из личного опыта она знала: это худший из возможных типов. Что, если он, вместо того чтобы стимулировать ее либидо, в конце концов вновь пробудит в ней воспоминания, как тот мужчина в плаще? Эта мысль испугала ее. И что это за платок у него в руках? Выглядит он вполне мужественно — зачем же он держит платочек, как какая-нибудь старушка на похоронах?

— Может, мы лучше сперва сядем и поговорим? — предложила она. — Растопим лед, так сказать. И выясним, что каждый из нас больше всего любит…

— Ладно. И о чем же ты хочешь поговорить?

Кавасима в нетерпении взглянул на часы. Было уже почти семь. Мысленно представляя себе все, что нужно совершить по окончании ритуала, он хотел как можно скорее перейти к делу, однако боялся возбудить в ней беспокойство или подозрения.

— О чем угодно… Расскажи мне, что тебе нравится. Или, например, о самой гнусненькой извращенности, которую тебе удалось в своей жизни проделать?

Ей придется учить мужчину в дешевом костюме тому, как возбудить ее, и объяснять, как здорово им обоим будет, если они воспользуются эластичным бинтом, чтобы один только ее клитор выступал для него из повязки — чтобы смотреть, трогать, лизать…

«Самая гнусненькая извращенность, которую тебе удалось в своей жизни проделать». Кавасима поежился при этих словах, потому что сразу представил себе женщину, которую он ударяет ножом для колки льда. Колотить друг друга до изнеможения, потом плакать, просить друг у друга прощения и, сняв одежду, целовать только что поставленные синяки и шишки — вот такое она любила. Иногда, когда она как следует ударяла его кулаком, он думал: через минуту она будет вылизывать это самое место.