Градом сыпались удары. Только жена кузнеца еще продолжала подвывать, в то время, как партизаны перешучивались по поводу ее худых скрюченных бедер. Поскольку женщина продолжала стонать, они перевернули ее на спину. Один из мужчин яростно ударил ее. Все чаще и сильнее он сек ее потемневшие от потоков крови грудь и живот. Тела на оглоблях поникли. Мучители прикрыли их одеждой и вошли в дом, опрокидывая мебель и сокрушая все на своем пути. На чердаке партизаны нашли меня. Приподняв за шиворот, они осмотрели меня и подергали за волосы. Они сразу решили, что я цыганский подкидыш и начали громко обсуждать, что со мной сделать. В конце концов, один из них предложил доставить меня на ближайшую немецкую заставу расположенную километрах в десяти от деревни. По его мнению, так было лучше для всей деревни, которая уже запоздала с поставками продовольствия. С этим согласился еще один партизан, быстро добавив, что из-за какого-то цыганского выродка немцы могут сжечь всю деревню. Меня связали и вынесли во двор. Партизаны привели двоих крестьян и, указывая на меня, что-то им подробно объяснили. Услужливо кивая, крестьяне покорно выслушали их. Меня положили в телегу и крепко привязали. Крестьяне устроились на передке и мы поехали. Сначала партизаны верхом сопровождали телегу и, покачиваясь в седлах, делили найденные у кузнеца припасы. Когда телега углубилась в лес, они еще раз переговорили с возницами и, пришпорив лошадей, скрылись среди деревьев. Устав от солнца и неудобной позы, я задремал. Мне снилось, что я стал белочкой, и из темного уютного дупла насмешливо рассматриваю мир подо мной. Неожиданно я превратился в кузнечика и поскакал куда-то далеко на длинных пружинистых ногах. Как сквозь пелену в мои сны пробивались голоса крестьян, ржание лошади и повизгивание колес. К полудню мы приехали на железнодорожную станцию. Нас сразу окружили немецкие солдаты одетые в выгоревшую униформу и стоптанные ботинки. Крестьяне поклонились и отдали им написанную партизанами записку. Пока караульный ходил за командиром, несколько солдат подошли к телеге и, разговаривая, рассматривали меня. Я улыбнулся одному из них, уже немолодому мужчине, измученному жарой так, что, казалось, вспотели даже его очки. Он наклонился над телегой и внимательно рассматривал меня. Я посмотрел прямо в его спокойные светло-голубые глаза и хотел сглазить его, но потом пожалел и отвернулся. Из-за здания станции к телеге подошел молодой офицер. Солдаты быстро оправились и стали навытяжку. Не зная куда деваться, крестьяне тоже подобострастно вытянулись. — 37 —
|