Раскрашенная птица

Я не смог заставить себя закрыть отверстие и уйти. Как заколдованный, я наблюдал за происходящим. Неожиданно, зыбкое крысиное море расступилось и жестом пловца показалась костяная пятерня с растопыренными костяными пальцами; за ней открылась вся рука. Какое-то мгновение она возвышалась над снующими вокруг крысами, а потом опрокинулась на голубовато-белый скелет плотника на котором кое-где еще оставались клочки красноватой кожи и серой одежды. Поджарые грызуны яростно сражались за обрывки мышц и сухожилий меж ребер, под мышками и там, где раньше был живот. Обезумев от алчности, они вырывали друг у друга куски мяса, клочки одежды и кожи. Они ныряли в подреберье и выпрыгивали оттуда прогрызая новые дыры. От этих толчков труп осел. Когда шевелящаяся окровавленная масса снова схлынула, на дне бункера остался лишь полностью очищенный скелет.

В ужасе я схватил топор плотника и побежал прочь. Запыхавшись, я забрался на передок телеги возле которой безмятежно щипал траву бык. Я взмахнул вожжами, но он не хотел уходить без хозяина. Я оглянулся, ожидая, что в любой момент из бункера в поисках новой добычи вырвутся полчища крыс, и хлестнул быка плетью. Он недоуменно обернулся, но град ударов плетью убедил его, что мы не будем дожидаться плотника.

Телега бешено подпрыгивала на ухабах заброшенной дороги, колеса ломали кусты и сминали пробившуюся из-под дорожного покрытия траву. Я не знал куда ведет дорога и хотел только одного – уехать как можно дальше от бункера и деревни плотника. С безумной скоростью я мчал через рощи и луга, избегая дорог со свежими следами крестьянских телег. Ночью я спрятал телегу в кустах и заснул на передке.

Я провел в пути еще два дня и однажды едва не столкнулся с армейским патрулем. Бык похудел, его бока опали. Но я мчался и мчался пока, наконец не решил, что уехал достаточно далеко.

Въехав в небольшую деревеньку, я остановился у первого же дома. Вышедший навстречу крестьянин, сразу перекрестился увидев меня. Я предложил ему быка и телегу в обмен на кров и пищу. Он почесал в затылке, посоветовался с женой, соседями, тщательно осмотрел зубы быка – а заодно и мои, и, в конце концов, согласился.

7

Эта деревня находилась далеко от железной дороги и реки. Немецкие солдаты приезжали сюда три раза в год за продовольствием и фуражом.

Меня приютил местный кузнец, который был здесь старостой. Его ценили и уважали в деревне. Благодаря ему ко мне тоже относились неплохо. Однако подвыпив, крестьяне поговаривали, что я могу накликать беду и, что за укрывание цыганенка немцы сожгут всю деревню. Правда никто не осмеливался сказать это в лицо кузнецу и, как правило, меня не обижали. Конечно, когда кузнец бывал навеселе, лучше было не попадаться ему на глаза, чтобы не получить затрещину. Но кроме него никто не поднимал на меня руки. Двоим батракам было не до меня, а известный в деревне амурными подвигами хозяйский сын редко бывал дома.