Митькина винтовка была предметом постоянного восхищения. Иногда, уступив уговорам, он вынимал ее из футляра, сдувал не видимые глазу пылинки с ее прицела и ложа. Дрожа от любопытства, молодые солдаты склонялись над винтовкой так же почтительно, как священник над алтарем. Бывалые солдаты большими огрубевшими руками брали винтовку с матово поблескивающим ложем, как мать берет ребенка из колыбели. Затаив дыхание, они смотрели в кристально-прозрачный телескопический прицел. Этим глазом Митька смотрел на врага. Эти линзы придвигали цель так близко к нему, что он различал выражение их лиц, их улыбки. Прицел помогал Митьке попадать точно под металлическую орденскую планку на груди – туда, где стучало немецкое сердце. Митька мрачнел, слыша, как солдаты восхищаются винтовкой. Он невольно прикасался к ране, в которой все еще оставались осколки немецкой пули. Эта пуля оборвала его службу снайпера около года назад. Она ежедневно беспокоила его и превратила Митьку Кукушку в Митьку Учителя, как его теперь все чаще называли. Он был полковым инструктором и обучал молодых солдат искусству стрельбы, но не этого страстно желала его душа. Я видел, как по ночам он лежал на спине и широко открытыми глазами смотрел в треугольную крышу палатки. Наверное, он вспоминал те дни, когда укрывшись среди ветвей или в руинах глубоко в тылу врага, он выжидал подходящего момента, чтобы «снять» офицера, штабного посыльного, летчика или танкиста. Сколько раз ему приходилось смотреть врагу в лицо, наблюдать за его движениями, определять дистанцию, снова прицеливаться. Уничтожая вражеских офицеров, он каждой метко посланной пулей укреплял Советский Союз. Немецким зондер-командам со специально обученными собаками пришлось много побегать в поисках его тайников. Сколько раз ему казалось, что уж теперь он точно не вернется! И все же, это были самые счастливые дни в его жизни. Митька ни за что не променял бы то время, когда он был одновременно и судьей и исполнителем приговора. Один-одинешенек, с помощью только снайперской винтовки, он лишал врага лучших его людей. Он определял их по наградам, знакам отличия, цвету формы. Перед тем как нажать на спуск, он спрашивал себя, достоин ли этот человек принять смерть от его, Митькиной, пули. Может, стоит подстеречь более подходящую жертву – капитана вместо лейтенанта, летчика вместо танкиста, майора вместо капитана, штабного офицера вместо полевого командира? Каждый его выстрел мог не только убить врага, но и привлечь смерть к нему самому, оставить Красную Армию без одного из лучших ее солдат. — 113 —
|