|
Я кричу — и начинается кошмар. Ближайшая к моему брату медсестра натыкается на вторую, которая зовет охрану. В палату вбегает санитар, отталкивает маму с дороги и бросается к Эдварду. Выбивает из его руки штепсель, тот падает на пол. Медсестра без промедления включает аппарат и жмет на кнопку пуска. Наверное, все заняло не больше двадцати секунд, но это были самые длинные двадцать секунд в моей жизни. Я, затаив дыхание, жду, пока грудь отца вновь начинает подниматься, и только тогда даю волю слезам. Эдвард! — кричит мама. — О чем ты думал? Брат не успевает ответить — в палату входит охрана. Двое охранников, похожие в униформе на плотные сардельки, хватают Эдварда за руки и рывком ставят на ноги. В палату вбегает доктор Сент-Клер, за ним медсестра. Он склоняется над отцом, оценивая ущерб, нанесенный поступком Эдварда. Я чувствую, как мама за моей спиной напряглась. Куда вы его ведете? — спрашивает она и бросается за офицерами, которые пытаются вывести Эдварда. За ними идет Эбби Лоренцо, юрист больницы. Остановитесь, прошу вас! Он круглосуточно сидит в больнице, почти не спит, — молит мама. — Он не понимает, что творит. Ты что, защищаешь его? — кричу я. Я вижу в глазах мамы смятение, разрывающее ее душу пополам, и отступаю назад, не желая находиться рядом. В конце концов, она первая начала! Мама бросает на меня извиняющийся взгляд. И все равно он мой сын, — бормочет она и выходит из палаты. Ко мне подходит Трина. Кара, давай посидим и успокоимся, пока мама не уладит эту проблему. Я не обращаю внимания на ее предложение. С папой все в порядке? — спрашиваю я у доктора Сент-Клера. Нейрохирург смотрит на меня, и я вижу, что он думает: «С твоим отцом изначально все было плохо». Все зависит от того, сколько времени он провел без кислорода, — отвечает доктор Сент-Клер. — Если больше минуты, последствия могут быть ощутимыми. Кара, — опять обращается ко мне Трина, — прошу тебя... Она берет меня под здоровую руку, и я позволяю увести себя из палаты. Но в голове все время роятся мысли. Каким же надо быть человеком, чтобы в буквальном смысле вытащить штепсель из розетки у собственного отца? Насколько же сильна ненависть Эдварда, что он за моей спиной заверил всех докторов и медсестер, что я согласна отключить отца от аппарата, а потом, когда его план сорвался, взял дело в свои руки? Трина ведет меня в комнату отдыха. В реанимационном отделении их несколько — для семей, которые готовы к долгому ожиданию. Мы заходим в пустую комнату с неудобными оранжевыми диванами и старыми, еще 2003 года, журналами на столиках. Я чувствую себя невероятно маленькой, словно под микроскопом. — 98 —
|