Обещание

Она тоже повернулась к нему, и они больно стукнулись носами, но она тут же засмеялась, и все встало на свои места, потому что это была Эм. Ее губы оказались самыми мягкими на свете, он чуть потянул ее за подбородок, чтобы она приоткрыла рот, и его язык скользнул в узкую щель между ее зубами.

Она тут же отпрянула, Крис поступил точно так же. Краешком глаза он видел, как толпы людей на Таймс-сквер прыгают и смеются.

— Что скажешь? — прошептал он.

Эмили залилась румянцем.

— Я скажу… «класс!» — призналась она.

Крис улыбнулся ей в шею.

— Я тоже, — заверил он, снова нащупывая ее губы.

Когда Джеймс вошел в домик, в гостиной мерцал телевизор, там показывали гулянье. Но внезапно стало тихо. Джеймс остановился в кухне, сжимая в руках горлышко шампанского. Потом поставил бутылку на стол и направился в гостиную.

Первым, что он заметил, был телевизор, который беззвучно вещал, что настал тысяча девятьсот девяносто четвертый год. Второе, что он заметил, — это целующиеся на диване Крис и Эмили.

От изумления Джеймс не мог ни пошевелиться, ни произнести ни слова. Ради всего святого, они же совсем дети! В памяти еще было свежо воспоминание о ликере, и он не мог поверить, что его сын настолько глуп, что мог совершить подряд целых два проступка.

Потом он понял, что Крис с Эмили занимаются именно тем, чего от них ожидали родители.

Он попятился и, не потревожив их, вышел из домика, сел в машину. Когда он подъехал к главному корпусу, на его губах продолжала играть улыбка. Гас заметила мужа. От гнева ее щеки раскраснелись, в волосах белело конфетти.

— Ты опоздал, — сказала она.

Улыбающийся Джеймс рассказал ей и Голдам о том, невольным свидетелем чего стал. Мэлани и Гас засмеялись от радости. Майкл покачал головой.

— Ты уверен, — спросил он, — что они только целовались?

Все четверо подняли бокалы и поздравили друг друга с наступлением тысяча девятьсот девяносто четвертого года. И никто даже не заметил, что Джеймс забыл шампанское.

Настоящее

Середина—конец ноября 1997 года

Спустя несколько дней после смерти дочери Мэлани обнаружила, что зацикливается на самых заурядных вещах: на узоре древесины, из которой сделан обеденный стол, на устройстве застежки на пластиковых пакетах «Зиплок», на инструкции на упаковке тампонов, где предупреждалось о токсическом шоке. Она целыми часами могла смотреть на эти предметы, как будто не видела их раньше миллион раз, как будто только сейчас поняла, как многого не замечала. Она испытывала навязчивую потребность в мелочах. А что, если завтра утром окажется, что один из этих предметов исчез? Что, если единственные знания об этих предметах она сможет черпать лишь из своих воспоминаний? Теперь она знала, что в любой момент судьба может послать ей испытание.