комсомолкам… Жалко, конечно, мальчика, но хоть известно, что погиб – между тем говорили старшекурсницы. Но у вас же там еще 232 один был медалист, который не вернулся к началу занятий. Просто исчез… - Не с твоего отделения, случайно? Меня охватила дурнота. Света Иванова проводила меня к лифту. - Что-нибудь не так? - Да все нормально. - Не очень в шоке, я надеюсь? Не впадай в отчаяние. Девчонки просто сгустили краски. - А я и не впадаю. Просто перекурил. - Может, на воздух выйдем? Прогуляться? В медовых глазах было некое обещание, к тому же от нее приятно пахло, и вообще. Мне нравилась она. Она прильнула ко мне, и я ее поцеловал. Но как-то вынужденно. Поспешно-скомканно. Наверно, подумала, что первокурсник. Но меня просто тревожил возможный запах изо рта, где была отвратительная горечь – кофейно- сигаретная. К счастью, открылся лифт, и я ответил: - В другой раз. * Я точно помнил, что она за мной закрыла. Но дверь оказалась незапертой. Господи, «Колибри»!.. Машинка была на месте. Не кража, оказалось… Сосед. В мое отсутствие кого-то подселили. В комнате был запах. И весьма дурной. Я сел на свой диван и, не веря себе, перекурившему, потянул носом, напрягая там рецепторы. 233 Так и есть! Занял кровать он у окна, был отгорожен секретером, по-сталински массивным и под потолок, но все равно. Воняло. Так, причем, будто не спал сосед, а разлагался. В конце концов, я распахнул над этим живым трупом окно. Но заснуть все равно не мог. Прожив почему- то месяц в одиночестве, слишком я расслабился. Думал, так и будет. Недооценил коварство социалистического общежития… Вонь была такая, что гнев стучал в висках. Если бы не страх испачкать руки, схватил бы этого скунса прямо с байковым его одеялом – и в окно. Носом я просто не мог дышать. А вдыхая ртом, не мог избавиться от мысли, какие жуткие молекулы приходится глотать. Поднялся снова, сгреб через лист бумаги с пола под кроватью истлевшие его носки, швырнул в окно. Взял было и ботинки, но опомнился. Хватило и носков. Их, сволочь, не забыл мне никогда… Наутро труп ожил, оказавшись недомерком в метр шестьдесят с небольшим. Хлипкий, но динамичный холерик в заношенных или, вернее, заспанных лавсановых брючках, которые пучились от надетых под них кальсонов, и в пестро-грязном свитерке. Фамилию мою уже он знал: - Спесивцев, ты чего такой спесивый? Сам откуда? - Питер. - Есть, есть в тебе нечто северное… - Я было принял это за комплимент, но он договорил: 234 - Похож на хер моржовый! Ха-ха-ха! Пока я размышлял, не вмазать ли ему за это, он вытащил — 110 —
|