В Москву!

Эти белые люди, быстро краснеющие от солнца, — единственные кормильцы города и окрестных сел; мать их и отец. Это они, приезжая в поисках мимолетного счастья, берут с собой кошельки и барсетки и все подряд покупают. Они едят шашлыки и носят поддельные Гуччи, хотят маникюров и африканских косичек, им нужно пиво и надувные матрасы, и экскурсии в поселок Нижневысокий, и варенье из грецких орехов взять с собою домой в Сыктывкар для свекрови.

На их деньги местные строят дома, женят детей и меняют машины. И отдыхают в Турции. Отдыхающие — это нефть, газ и нанотехнологии Адлера. И при этом — Боже! — как же их здесь ненавидят.

В слове «бздыхи» — вся мощь презрения коренных к понаехавшим, справедливость которого вам обоснует абориген в любой точке мира в два счета. Вот и в Адлере отдыхающих ненавидят ровно за то, за что во всем мире ненавидят приезжих: они — другие.

Местный расскажет вам с отвращением, что женщины-бздышки ходят по улицам прямо в купальниках, обернув платочками бедра — даже замужние! — а мужчины купаются в плавках, тогда как мужчине вообще не пристало купаться в море, но если уж очень приспичило, то купаться положено в шортах. Бздыхам больно ходить по камням босиком, и они загорают, расстелив под собой полотенце. Все они жадные, хотя живут в Москве и Сибири, а значит, хорошо зарабатывают (при этом Москва и Сибирь — это все, что севернее Туапсе, кроме Америки и Еревана). Бздыхам все время становится жарко, и они постоянно потеют. Когда местные в мае еще ходят в куртках, эти уже загорают на пляже. Загорая, они сгорают и потом мажут плечи кефиром и цепляют бумажки на нос. Они едят беляши и пьют домашние вина, про которые весь город знает, что это отрава. Они по запаху не отличают петрушку от кинзы, а кинзу от базилика. Их дети перебивают старших и все время хотят мороженого, они пьют растворимый кофе вместо вареного, они ужасные, ужасные, ужасные, понаехали тут.

Но главное — сплюнет местный — бздыхи все время торчат на море. Взрослые люди! Как можно радоваться этой грязной луже, местные не понимают. Сами они к окончанию средней школы теряют к морю всякий интерес.

«Хорошо, что я не бздышка, — подумала Нора. — А то бы уже сгорела».

Между тем вечерело. Южное солнце, как огромный малиновый батискаф, стремительно погружалось в воду. Нора решила было продолжить писать Марусе опять в том же духе — что, мол, Бирюков такой мерзавец, но при этом такой красавец, да к тому же еще олигарх, и что же теперь с этим делать — но тут телефон зазвонил прямо у нее в руках. Это был олигарх-мерзавец.