— Я думал, ты испугаешься приехать, — сказал он. — А чего мне бояться? Можно подумать, мне там было что терять, — ответила Нора, закуривая, наконец, сигарету. — И потом, я же ехала к тебе. — Но ты же меня совсем не знаешь. Вдруг я тебя в рабство продам. — Не продашь. Я уже старая для рабства. И потом, это тебе только кажется, что я тебя не знаю. Ты мне столько раз снился, что я уже тебя знаю как облупленного. Борис засмеялся и подумал: «Что-то есть такое. Цепляет. А что — хрен разберешь». Через пять минут он усадил Нору на заднее сиденье блестящей черной машины и сказал: — Ну все, красавица, тебя отвезут в гостиницу — я тебе снял номер на месяц. Будешь хорошо себя вести, все у тебя будет в шоколаде. Сережа завезет тебя по дороге в ресторан — поужинаешь. — А ты-то куда? — А я-то по делам. Увидимся в воскресенье. Я позвоню. — Ладно. А скажи, в этом ресторане, куда меня Сережа отвезет, есть копченая грудинка? — Грудинка? — удивленно спросил Борис. — Не уверен. Там точно есть отличная буррата. А зачем тебе грудинка? — Я ради нее в Москву приехала, — сказала Нора. Борис ничего не понял, но улыбнулся. Сел в другую машину и уехал. На следующий день в Норин гостиничный номер пришла незнакомая дама в костюме. Дама сказала, что она от Бориса Андреевича, внимательно рассмотрела Нору, как дерматолог — необычную сыпь, и повела ее по магазинам. Там Нора увидела вещи, до которых боялась дотронуться, и ценники, в которые не могла поверить. К воскресенью гардероб в Норином номере трещал по швам. С утра в воскресенье Нора съездила в салон — его тоже подсказала дама в костюме. В салоне Норе сделали волшебные брови и ногти и слегка испортили кожу и волосы. Нора расплатилась карточкой, которую оставила дама, и вернулась в гостиницу ждать звонка от Бориса. А он не позвонил. И в понедельник не позвонил. Позвонил только во вторник, а приехал в среду. И то ненадолго — на пару часов. До утра не остался. Нора пока еще точно не знала, но уже начала догадываться, что так теперь будет всегда. * * *Мало что может быть горше, чем быть молодой любовницей женатого человека. Это ужасно. Просто бесчеловечно. И главное, эта любовь хватает тебя без малейшего предупреждения, тогда, когда ты совершенно уверена, что все это несерьезно, неважно и можно в любой момент прекратить. Что уже слишком поздно, Нора, как водится, поняла слишком поздно. Любовь зажала Нору в углу, сдавила и замерла — так, что она сама не могла теперь ни двигаться, ни даже толком дышать. — 103 —
|