Средний пол

Когда я вернулся к обеду в дом, Объекта все еще не было. Ее мать сердилась, полагая, что бросать меня одного было невежливо с ее стороны. Джером тоже куда-то уехал с друзьями. Поэтому я обедал в обществе родителей Объекта. Однако тем вечером я чувствовал себя слишком несчастным, чтобы очаровывать взрослых. Я молча все съел, а потом устроился в гостиной, делая вид, что читаю. Лишь тиканье часов нарушало тишину. Время двигалось со скрипом. Когда мне стало совсем невмоготу, я поднялся наверх и ополоснул лицо, после чего, обхватив руками виски, прижал к глазам теплое полотенце. Я думал о том, чем занимаются Объект с Рексом.

Я представлял себе ее задранные ноги в обагренных кровью теннисных носках.

Было очевидно, что мистер и миссис Объект не уходят только потому, что им неловко оставлять меня в одиночестве. Поэтому я попрощался и пошел ложиться. Не успел я лечь, как из моих глаз хлынули слезы. Я долго и беззвучно плакал, повторяя сдавленным шепотом: «Ну почему ты меня не любишь? Ну прости, прости, я больше не буду», и мне было наплевать на то, как это выглядит. Душа моя была отравлена, и мне надо было очиститься. Потом внизу раздался стук двери, я утер простыней нос и попытался успокоиться. На лестнице послышались шаги, дверь спальни открылась и снова закрылась. Вошедший Объект остановился в темноте. Наверное, она ждала, когда ее глаза привыкнут к сумраку. Я лежал на боку, делая вид, что сплю. Пол заскрипел, и я почувствовал, что она подошла и остановилась, глядя на меня. Потом она обошла кровать с другой стороны, сняла тапочки и шорты, натянула футболку и залезла под одеяло.

Объект всегда спал на спине. Она как-то сказала мне, что на спине спят лидеры, прирожденные актеры и эксгибиционисты. А те, кто спит на животе, как я, бегут от реальности, имеют развитую интуицию и склонны к медитации. В нашем случае ее теория полностью оправдывалась. Я лежал вытянувшись, с опухшими от слез глазами и носом. Объект зевнул и быстро заснул, вероятно будучи прирожденным лицедеем.

Я на всякий случай выждал десять минут и, словно ворочаясь во сне, повернулся лицом к Объекту. Горбушка луны заливала комнату и спящий Объект бледно-голубым светом. Из-под одеяла виднелась дырявая футболка, принадлежавшая ее отцу. Одна ее рука была согнута и закрывала лицо, как мазок на знаке, означающем «Не прикасаться». Поэтому мне оставалось только смотреть на нее. Губы ее были чуть приоткрыты, а волосы разметались по подушке. В ушной раковине что-то поблескивало – возможно, песчинки с пляжа. Дальше, на туалетном столике, выстроились дезодоранты. Где-то над нами нависал потолок, и я чувствовал в углах шебуршание пауков. Простыни были прохладными. Из скатанного у нас в ногах пухового одеяла вылезал пух. Я вырос в окружении запахов новых ковров и свежевыстиранных рубашек из полиэфирного волокна. А здесь простыни из египетского полотна пахли изгородями, а подушки – водоплавающей дичью. И частью всего этого был Объект, лежавший от меня на расстоянии тринадцати дюймов. Ее окраска – волосы тыквенного цвета и кожа, напоминающая яблочный сидр, – полностью гармонировала с американским пейзажем. Она издала какой-то звук и снова затихла.