Внутри в ярких чадрах и платках сидели двадцать три девочки-подростка, которые занимались шитьем. Они лишь на мгновение оторвались от своего занятия, чтобы взглянуть на вошедшую незнакомку, и тут же, склонив головы, снова вернулись к работе. – Это наш женский класс мусульманского обучения и общей культуры. Видите, какие они хорошие и воспитанные? Говорят только тогда, когда к ним обращаются. Ислам означает покорность. Вы это знали? Но вернемся к моему объявлению. Нам не хватает ткани. Как и многим другим. Она повела Дездемону в глубь помещения, где стоял открытый деревянный ящик. – Поэтому мы заказали этих гусениц шелкопрядов. Знаете, по почте. И в ближайшее время нам будут доставлены новые. Но, похоже, им не очень нравится здесь, в Детройте. И лично я их за это не виню. Они мрут и мрут. Какая вонь, о господи… – она оборвала себя на полуслове. – Это просто фигура речи. Меня воспитывали в святой вере. Как вы сказали вас зовут? – Дездемона. – Послушай, Дез, до того как стать старшей настоятельницей, я была парикмахершей и маникюршей. Я не какая-нибудь фермерская дочка. Помоги-ка мне их достать. Ну что за ребята эти гусеницы? Как их заставить это… ну, вырабатывать шелк? – Это непростое дело. – Ну и что? – Это требует денег. – У нас их сколько угодно. Дездемона достала чуть живую, сморщенную гусеницу и принялась разговаривать с ней на греческом. – Послушайте, сестренки, – промолвила сестра Ванда, и девочки разом перестали шить, сложили на коленях руки и подняли головы. – Эта новая дама будет учить нас делать шелк. Она – мулатка, как и мулла Фард, и вернет нам утраченное искусство наших предков, чтобы мы сами могли себя обеспечивать. Двадцать три пары глаз уставились на Дездемону. Она собралась с мужеством и начала переводить на английский все, что ей предстояло сказать. – Для того чтобы изготавливать шелк, вы должны быть чисты и целомудренны, – начала она свой первый урок в классе женского мусульманского обучения и общей культуры. – Мы стараемся, Дез. Слава Аллаху. Мы стараемся. ОБМАНОЛОГИЯТак моя бабка начала работать на «Нацию ислама». Подобно уборщице в Гросс-Пойнте она приходила и уходила через черный вход. И для того чтобы скрыть свои обольстительные ушки, носила под шляпкой головной платок. Она никогда не повышала голоса и изъяснялась шепотом. Она никогда не задавала вопросов и никогда ни на что не жаловалась. Поскольку ее юность прошла под игом угнетателей, все это ей было знакомо. Фески, коврики для молитв и полумесяцы – все это напоминало ей родину. — 112 —
|