...Что движет солнце и светила. Любовь в письмах выдающихся людей

Этот эпизод перекликается со стихами молодой поэтессы Кузьминой-Караваевой из ее первой книги «Скифские черепки», которая не понравилась Блоку:

Ну, что же? Глумитесь над непосильной задачей

И веруйте в силу бичей,

Но сколько ни стали б вы слушать ночей,

Не выдам себя я ни стоном, ни плачем.

Вот что написала мне одна из тех, что была с ней в концлагере:

«Мать Мария поступила в Равенсбрюк, где находилась и я, парижским транспортом; в тот период мы много раз пытались переводить наши песни на французский язык, чтобы заключенные из Франции могли петь их с нами. Этим занималась Софья Бергольц, она живет сейчас в Париже. Переводы у нее были точные, но рифма отсутствовала. И тогда „маленькая Симон“, тоже француженка, сказала мне, что в 21-м блоке есть монахиня среди француженок, которая хорошо говорит по-русски и складывает стихи. Вместе с Симон мы пошли к Матери Марии. Она действительно охотно перевела на французский язык наши песни „Тишину“ и „Катюшу“. Переводы песен у Матери Марии были очень удачными, и француженки вместе с нами могли петь эти песни. Что еще можно добавить о ней в ответ на Ваше письмо? Она была очень доброй, ухаживала за больными, делилась скудным пайком со слабыми. Она иногда читала стихи и собственные, и Александра Блока…»

На одном из вечеров, посвященных ее памяти (Лондон, Пушкинский клуб, 1962), близкий друг Матери Марии рассказывал о сне, который он накануне этого вечера увидел. Мать Мария идет неспешно по полю пшеницы и в ответ на изумленное восклицание: «Но Вы же умерли!» — отвечает, лукаво улыбаясь: «Мало ли что говорят люди. Болтают. Как видите, я живая».

И это возвращает нас к первой строке стихов Блока: «Когда вы стоите на моем пути, такая живая…»

Как они любили

ГОГОЛЬ ВАСИЛИЙ АФАНАСЬЕВИЧ — НЕВЕСТЕ МАРИИ ИВАНОВНЕ[44]

Милая Машенька! Многие препятствия лишили меня счастия сей день быть у вас! Слабость моего здоровья наводит страшное воображение, и лютое отчаяние терзает мое сердце. Прощайте, наилучший на свете друг! Прошу вас быть здоровой и не беспокойтесь обо мне. Уверяю вас, что никого в свете и не может столь сильно любить, сколько любит вас и почитает ваш вечно вернейший друг, несчастный Василий… Прошу вас, не показывайте сего несчастного выражения страсти родителям вашим. И сам не знаю, как пишу.

В. А. ЖУКОВСКИЙ[45] — М. П. ПРОТАСОВОЙ

Весною 1815 г. в Муратове

Милая Маша, нам надобно объясниться. Как прежде от тебя одной я требовал и утешения, и твердости, так и теперь требую твердости в добре. Нам надобно знать и исполнить то, на что мы решились. Дело идет не о том только, чтобы быть вместе, но и о том, чтобы этого стоить. Следовательно, не по одной наружности исполнять данное слово, а в сердце быть ему верными. Как прежде ты давала мне одним словом и бодрость и подпору; так и теперь ты же мне дашь и всю нужную мне добродетель. Чего я желал? Быть счастливым с тобою! Из этого теперь должен выбросить только одно слово, чтобы все заменить. Пусть буду счастлив тобою! Право, для меня все равно твое счастье или наше счастье. Поставь себе за правило все ограничить одной собою, поверь, что будешь тогда все делать и для меня. Моя привязанность к тебе теперь точно без примеси собственного, и от этого она живее и лучше. Думай беззаботно о себе, все делай для себя — чего для меня более? Я буду знать, что я участник в этом милом счастье! Как жизнь будет для меня дорога! Между тем я имею собственную цель — работа для пользы и славы! Но легко ли будет работать? Все пойдет из сердца и все будет понятно для добрых! Напиши об этом твои мысли — я уверен, что они и возвысят, и утвердят все мои чувства и намерения.