Я потерялась окончательно, не зная что отвечать. – Вы, мужчины, всегда были грубыми солдафонами, и юмор у вас армейский! – и хотя я сжимала зубами подушку, при этом как‑то отвечала ему. Или говорила совсем не я? Кажется, кто‑то еще находится в комнате. Нас уже трое. Я посмотрела на другую сторону и увидела, что и там сижу я. Но не в больничном халатике, а в... свадебном платье, купленном для первой жены. Я частенько примеряла его, когда ее не было дома, но оно никогда не сходилось на мне. А сейчас сидело идеально. – Я не виновата, что родилась такая. Вот у Бога и спрошу, почему он такой меня создал. – Какой создал? Он создал тебя мужиком, и все в тебе органично. И внешняя сущность с грубыми руками шофера и «утонченными» ногами сорок четвертого размера. И живой мужской ум. – А как же моя женская душа? – Не тупи. С чего ты взяла, что душа бывает мужская или женская? Душа беспола. Половую принадлежность придает только тело. Сегодня ты родился в мужском обличье, завтра в женском, потом ты дерево, клоп‑солдатик или инфузория‑туфелька. Хоть душа и беспола, в ней присутствуют и мужское, и женское начала. Если ты родилась в мужской форме, то и быть тебе только самцом. Все остальное глупости! – А если это роковая ошибка? – Заткнись! Дурная голова ногам покоя не дает! Вы, бабы, дуры: вкачиваете ботокс в губы, силикон в грудь, сами себе вбиваете в голову, что это красиво. Переделываете себе носы, удаляете ребра. Не хотите быть такими, какими создала природа... Если Господь создал вас на радость мужчине, то почему вы у мужчины не хотите спросить, какими вам быть?.. Проснись, красавица! Взгляни на свою жизнь трезвым взором! Проснись!.. – ...Проснитесь! Пора вставать! Операционная уже готова. Да проснитесь же, наконец! Передо мной – растерянная юная медсестра, кажется, она очень долго меня будила. Обычно я просыпаюсь легко, видимо, ОН не хотел отпускать меня. – Ну что, вы готовы? Глупый вопрос. – Раздевайтесь и ложитесь на носилки. – Может, я просто дойду? – Нет, вы должны лежать. Я вас даже не успела толком подготовить, не могла разбудить. В операционной уже ждут. Перекладываюсь на прохладный, словно могила, стол. Но дрожь бьет даже не от прохлады, а скорее от ужаса. Если бы знать точно, какой я отсюда выйду. Мне привязывают руки и ноги. – Доктор, вы думаете, я убегу? – Уже нет! – Врач жизнерадостно улыбается, затягивая узел. Он поддерживает мое кокетство, что сейчас мне крайне необходимо. Ведь так страшно, что начинаешь сомневаться, стоит ли подаваться в женщины. Ну а раз уж симпатичный хирург еще до операции воспринимает меня как особу женского рода, так значит – стоит. Портит всё медсестра, она заговорщицки смотрит на хирурга, поддержавшего мои заигрывания. В ее глазах над марлевой повязкой сквозит ехидство, типа уж она‑то знает, каких женщин хирург предпочитает на самом деле. — 57 —
|