|
– Жалко его. – ОНА вдруг подала голос. У меня самого где‑то в сердце появилось чувство практически материнской нежности к нему. Он словно глупый щенок, который не может отобрать игрушку у толпы своих братьев и бегает вокруг них, заливаясь бессильным визгливым лаем... Вдруг показалось, что я легко способен подняться над своими чувствами, они оказались такими глупыми, такими по‑детски наивными и такими временными, что за них и бороться‑то не стоило. Господи, мне совсем не нужна победа в спорте!... Именно с такой вот мыслью я вышел на дорожку. Виктор пошел на меня в атаку, раз, другой... Не хотелось уступать легко, пусть зрители поверят, что победа далась ему с трудом, что у него очень сильный противник!.. Я считал очки, обходил он меня ненамного, но тем приятнее для него должен был стать финал!... Упал я к концу боя. Повалился на землю, раскинув руки и ноги, как баба, которую толкает на кровать грубый возбужденный любовник. Зал ахнул от испуга. Тренер подбежал ко мне: в его глазах недоумение и разочарование, изменить ситуацию времени уже нет. Он тяжело вздыхает, а я бреду к раздевалке, пытаясь скрыть удовольствие, и вижу краем глаза, как Виктор трясет руками. Надеюсь, он хоть что‑то почувствовал ко мне, заметил мое женское начало... Я стоял под душем, и хорошо, что никто не видит сейчас, как расплывается на моем лице счастливая улыбка. – Да вы видели, как он грохнулся?! – В душевой раздался возбужденный голос Виктора, он обсуждал с кем‑то бой. – Прямо мужлан какой‑то! Если бы в энциклопедии было слово «мужлан», то его фото стояло бы там! – Почему? – Это кто‑то из спортсменов. – Фехтование – утонченный спорт для аристократов! А у этого нет ни женского изящества, ни грации настоящего джентльмена! Просто какой‑то тракторист, звезда колхоза! – Он зло засмеялся. В голосе самодовольство. А я чуть не заплакал. Под водой слезы не видны. – А наш тренер сказал, что он самый сильный на соревнованиях! – вставил реплику кто‑то еще. – Его уже планировали посылать на республиканские, все удивлены, что он проиграл. – Да он берет только тем, что здоровый как лось! Говорю вам, он примитивный орангутанг. Я заткнул уши. Не помню, сколько простоял под душем, не знаю, заметили ли они меня. И не хочу знать. ...Мама не стала ничего говорить о проигрыше, хотя видела подавленное состояние, но, на мое счастье, не знала его причину. Как ни в чем не бывало, мы зашли в магазин, и она купила праздничный торт. Но дома, съев кусочек, тут же тактично смылась к соседке, решив, что, раз молчу, значит, хочу побыть один. — 17 —
|