|
Доски пола казались черными в полутьме, за стеклянной дверью едва проступали смутные очертания леса, который по цвету был на тон темнее, чем небо. С северо-востока дул ветер, но больше не раздавалось никаких звуков. Хотя была середина ночи, но Бутала, подумалось мне, наверняка не спит у себя наверху, сидя в кожаном кресле с рюмкой бренди на столике, под рукой. Может быть, рассматривает атлас, который я подарил ему, или пролистывает альбом с фотографиями татуированных мужчин. Единственное, что обнаруживает его присутствие в комнате, это дым от сигариллы, который поднимается в свете лампы спиралью к потолку, или звук от сдвигающейся манжеты белой рубашки, когда он переворачивает страницу или разглаживает усы… Когда я открыл глаза, было уже утро. Я зевнул и потянулся. Раздвинув стеклянные двери, вышел на террасу и облокотился на деревянные перила, глядя на деревья в саду и подставляя лицо влажному воздуху. После завтрака я пошел прогуляться вдоль пляжа. Бродил, подняв воротник пальто и засунув руки в карманы. В спину мне дул порывистый ветер, причем такой сильный, что иногда я невольно начинал даже бежать, разбрасывая ногами песок, который оседал длинными, извивающимися, как змеи, линиями. Вокруг не было ни души. Конечно, все же зима. Справа от меня волны накатывали на берег, слышался глухой рокот, серые волны взрывались кремово-белой пеной… Скрип ключа в замке, дверь моей камеры приоткрывается… Я медленно опускаю ноги на пол. Сижу на краю кровати не двигаясь, стараясь не потревожить воспоминания о том, как я посетил комнаты, в которых когда-то жила Изабель. Если делать резкие движения, то все рассыплется, как кусочек дерева возрастом в пять тысяч лет, который вдруг вынесут на свет и воздух. Я чувствовал, как по всему телу разливается спокойствие, как будто меня погрузили в прохладную воду. Наверное, это было осознание того, что я уже не могу опускаться глубже, что уже достиг того места, того основания или скалы, на котором можно начинать строить. В то утро меня привели в комнату для допросов, где уже были Снел, Питере и мой адвокат. Снел вытянул сигарету из пачки, лежавшей перед ним, и задумчиво постучал ею по золотой зажигалке. Адвокат наблюдал за ним с терпеливым выражением, что только подтвердило мое недоверие к нему. – Вы бледны, – сказал Снел. – Ничего. Я в порядке, – ответил я и сел за стол. Снел зажег сигарету и со вкусом затянулся. – Боюсь, у меня плохие новости. Я почувствовал, что горько улыбаюсь: – Пришла беда – открывай ворота. — 145 —
|