– В таком случае, в рамках предлагаемых нашей беседой обстоятельств, – сказал Марк, – ты имел полное право сделать такое заявление. Ты судишь непредвзято. Поскольку я его тоже не читал, мы оба можем считать себя объективно полемизирующими сторонами. – Я хотел сказать, что с какой‑то точки зрения ты и сам можешь считать себя победой и достижением, – сказал Пит. – Не стану отрицать. Но уверяю тебя, на самом деле я – тактическая победа в предлагаемых обстоятельствах стратегического поражения. – Что‑то ты сегодня на редкость развеселился, – сказал Лен. – Ты радуешься жизни? – сказала Вирджиния. – Не то слово, счастлив по уши, – сказал Марк. – Но зато я не задаю лишних вопросов. – Странный все‑таки этот наш старый мир, – сказал Пит. Они сели. – Ты сегодня отлично выглядишь, Джинни, – сказал Лен. – Сама знаю. – Она всегда отлично выглядит, – сказал Марк. – Пусть она плакучей ивой встанет у твоих ворот, – сказал Пит. – Пусть лучше поинтересуется, как я себя чувствую и не нужно ли мне чего, – сказал Марк. – Тоже дело. – Что она на это сказала? – спросил Марк. – Оливия? – Да. – Что ты далеко пойдешь, – сказала Вирджиния. Смеркалось. Она собрала чашки и понесла их на кухню. – Давай я помогу, – сказал Марк, идя за ней, – вытру их. – Ты когда уезжаешь, Лен? – сказал Пит. – Завтра. – Слушай. Тут у меня немного деньжат образовалось. Держи, пригодятся. – Да нет, у меня есть. – Бери, бери. – Ну ладно. Спасибо. – С каким бы удовольствием я и сам куда‑нибудь съездил, – сказал Пит. – Так почему не едешь? – Когда‑нибудь поеду. Но если уж поеду, то далеко. Марк открыл заднюю дверь дома и спугнул пробравшуюся через живую изгородь кошку. Он бросил камень через арку сирени. Вирджиния внимательно смотрела на него. Через широкое окно кухню заливали последние лучи предзакатного солнца. Перед тем, как попасть в помещение, солнечные лучи фильтровались до сиреневого цвета, проходя сквозь густые цветущие кусты. – Замечательный вечер, – сказал он. – И не говори. – Где полотенце? – Я сама сделаю. Иди к ребятам. – Ты серьезно? – Да. Она ополоснула чашки и поставила их на сушилку. Потом вышла в садик. Остановившись под ветками сирени, она посмотрела вверх. Сквозь темно‑зеленое покрывало листвы проглядывало небо, уже сгустившиеся под кустами сумерки прокалывал луч солнца. Отодвинув тонкую ветку, она подошла вплотную к стене, на которой висела паутина. Небо медленно опускалось за дома. Под аккомпанемент вечерней тишины вокруг нее сумерки густели. Ее шаги нарушили безмятежность травы. По краю небосвода вдруг полыхнуло красным. В это мгновение мир изменился. Вирджиния трогала ветки и стволы деревьев, ее била легкая дрожь, она сцепила руки, красные сполохи померкли, и стало темнеть еще быстрее. Длинные тени протянулись от изгороди. Она перешла туда, куда они дотянулись, к темному стволу дерева, и остановилась там, где ее тень пересеклась с другими тенями. Вытянутой рукой она могла дотянуться до изгороди. Ветки прикасались к ее локтю. Она закрыла лицо. — 74 —
|