Лен встал и протер очки. Потом посмотрел под ноги и вздрогнул. – Нет, – сказал он. – Каждый раз, как я смотрю на небо, оно кажется мне другим. Тучи – они не в небе, а у меня в глазах. Насчет кота – я не смогу. – Оценка собственного опыта, – сказал Пит, – должна производиться в зависимости от проводимых существенных различий, если мы, конечно, рассчитываем на ценный релевантный результат. Вот этого тебе и не хватает. Ты просто не способен провести различие между одним предметом и другим. Как только ты выходишь из своей двери, то будто оказываешься на краю обрыва. А тебе только и нужно‑то – вскормить в себе способность оценивать и устанавливать различия. Как можно в чем‑то разобраться и что‑то уяснить, если ты все время ходишь, уставившись себе под ноги? – Знаешь, – сказал Лен, – я никогда не смогу отказаться от Баха. – Да кто тебя об этом просит? – А разве нет? Понятно. Ой, как хорошо. Я, видно, тебя не понял. – Что? – Ты разве не предлагал мне отказаться от Баха? – Да за кого ты меня принимаешь? – Наверно, это был кто‑то другой. Лен вылил остатки чая из чашек и поставил их в раковину. – Интересно, что Марк делает. – Наверно, вешает вкусную лапшу на уши какой‑нибудь дамочке, – улыбнулся Пит. – А ты как думаешь? – Пожалуй, ты прав. – Да, – сказал Пит, – странный он парень, наш Марк. Иногда мне кажется, что он просто человек‑сорняк. Покачавшись на стуле, пытаясь выбрать нужный для равновесия угол, он закинул ноги на стол. – Да, – сказал он, – иногда мне кажется, что он – человек‑сорняк. Но до конца я не уверен. Он не перестает меня удивлять, этот парень, но часто я сам удивляюсь, когда на него гляжу. У меня бывает такое впечатление, что он даже грязь со своих ботинок превращает в золото. Идет по жизни играючи. Но вот в какую игру? Лен повернул кран и ополоснул миску‑соусник. – Иногда я думаю, – сказал Пит, – какое мне вообще до всего этого дело. У этого парня и в душе, и в башке кое‑что есть. У него внутренний мир такой глубокий, что на троих хватит. Вот только знать бы, чем эта глубина заполнена. Что скажешь? Лен мыл чашку и не отвечал. – В этом вся загвоздка. Этот его внутренний мир чем‑то наполнен или он вообще пустой? Иногда мне кажется, что он не просто пуст, а разрушен в пыль, как после бомбежки. Но я не собираюсь догматично настаивать на своем. — 32 —
|