Тогда я, наконец, услышала шарканье тапок. — Это я! Открой! — Сегодня не могу… Глория говорила хриплым голосом, а потом раскашлялась. — Открывай! Я знала, что не выдержу, если услышу, как шаркающие туфли удаляются по направлению к спальне. — Ты не слышишь, что я говорю? — сердито крикнула она. — Сегодня у меня нет сил! Она снова закашлялась, но потом все-таки подошла к двери и стала возиться с замком и цепочкой. Дверь открылась, совсем немного, но я успела вставить ногу в щель, чтобы Глория снова ее не захлопнула. Лицо у нее было серое, а одета она была по-прежнему в белую сорочку и розовую кофту. Я проскользнула внутрь, и господин Аль, по крайней мере, обрадовался, что я пришла. Он терся о мои ноги, как клубок шерсти, но на него у меня не было времени. Глория снова легла в постель, повернувшись лицом к стене. — Сегодня же последнее представление, — сказала я. — Тебе надо одеться. — Не выйдет. Я не хочу. Ты же слышишь! И она снова закашлялась так, что кровать затряслась. — Ты простыла ночью, — сказала я. Она ничего не ответила, но все еще лежала спиной ко мне, и это можно было считать ответом. — Ты хотела посмотреть на акробатов, — сказала я. — Они очень хорошо выступают. Она тут же повернулась ко мне. — Откуда ты знаешь? — И карусель такая быстрая, и гривы у лошадей золотые… — Ты уже была там? Без меня? — Мама захотела, и я… — Я болею! Оставь меня в покое. Пока. — В какой одежде ты пойдешь? — Я больше не собираюсь выходить из дома. Она закрыла лицо руками. — Почему он отрезал мою веревку? — плакала она. — Найдем новую. — Чтобы он и ее отрезал? Почему этот мальчишка ходит с ножом и все режет? — Времени уже много, пора вставать! — Я буду лежать. Я больше ничего не хочу. Она повернулась на спину и уставилась в потолок. Не слышно было даже тиканья часов — Глория не любила часы — только глухой рев самолета вдалеке. Глория лежала совсем тихо, даже хриплого дыхания не слышалось. Я испугалась, что она задержала дыхание и решила не дышать, пока не задохнется. — Но мы же решили, — повторяла я, как капризный ребенок. — А теперь я передумала, — просипела она. — Неужели трудно понять? Глория снова задержала дыхание, да еще и глаза закрыла. Я открыла ее шкаф: там пахло шерстью, пылью — может быть, чуть-чуть духами. А может быть, лимонными карамельками. В самой глубине висело красное платье из гладкой материи, я достала его и показала Глории. — 59 —
|