|
Беременность во время кризиса
В лаконичной заметке, опубликованной на следующий день в бульварной газете, было написано о «беспрецедентном нападении психически больной польки тридцати пяти лет, которая, угрожая пистолетом работнице Центра занятости, требовала...»
В этом тексте не было почти ни слова правды. Нападение не было «беспрецедентным». Уже дважды люди в отчаянии размахивали муляжами пистолетов в этом учреждении.
Прецедент заключался лишь в том, что у этой женщины пистолет был настоящий. Не заряженный, но настоящий. Кроме того, она точно не сумасшедшая.
Она страдает депрессией, которая, по ее мнению, не болезнь, но лишь «перепады настроения». Хотя депрессия длится уже восемнадцать месяцев, психически она не больна. И она не полька. Вернее, она полька и всегда ею будет, но не по паспорту и «документам, которые хранятся в архивах ратуши».
Она была вынуждена отречься от польского гражданства, когда через восемь лет пребывания здесь получила немецкое. К тому времени ее уже достали проверки иммиграционной службы, унизительные тесты на СПИД и необходимость отвечать на идиотские вопросы в анкетах.
Ей не повезло. Она приехала раньше, чем произошло объединение Европы и отменили паспорта. И спьяну подписала отказ от польского гражданства, проплакав после всю ночь.
Корреспондент той газетенки обязан был знать, что уже двенадцать лет она «настоящая немка», у нее есть все необходимые документы и право голосовать на выборах, которым она никогда не пользуется, потому что политика этой страны ее не интересует. Она родом из Кракова и всегда будет краковянкой, и паспорт тут ни при чем. Более того, она не угрожала пистолетом никакой «работнице». Она никогда бы не стала угрожать женщине!
Она угрожала этому жирному надутому индюку за вторым столом от сейфа. Он был тут начальником, и только он имел право открывать этот самый важный сейф на свете, и именно он назвал ее презрительно «банкротшей». Когда она приходила в это учреждение расфуфыренная, в короткой юбке, он обещал ей гораздо больше, чем когда видел ее в брюках и без макияжа. «Банкротша». Из его уст это звучало почти как «уличная проститутка». В определенном смысле, она ею и была...
В банке она анализировала заявления на получение кредита. В самом конце, то есть перед окончательным банкротством, ей казалась, что она не просто лишняя, что ее мнение даже вредит.
Никто не читал ее аналитических записок. Если бы владелец ларька, продающего кебаб, представил бизнес-план большой интернет-лавки, торгующей кебабом, и просил двести тысяч евро, чтобы раскрутить дело, денег дали бы и ему. Достаточно было бы, чтобы она одобрила размер процентов.
Большинство клиентов соглашались на предложение банка, ведь это означало светлое будущее без процентов, правда, только в первом полугодии. А там будет видно. Этот спекулятивный «мыльный пузырь» неминуемо должен был лопнуть. И не надо быть вторым Кейнсом*, чтобы это понять.
— 7 —
|