Она потеряла сознание, но Коннор был уже в воде, обхватил ее и брассом поплыл к берегу. Он вытащил ее на песок. Пятки Касси оставляли на нем темные влажные борозды. Когда она открыла глаза, что-то загораживало ей солнце, что-то черное и устрашающих размеров. Она потерла затылок. Коннор не сводил с нее взгляда, словно она восстала из мертвых, а не просто на пару минут потеряла сознание. — Ты как? — тревожился он. — Ты узнаешь меня? Касси не смогла сдержаться и фыркнула. Как будто она могла забыть Коннора! — Да, — ответила она. — Ты моя вторая половинка. Коннор пристально разглядывал ее. Он так побледнел, что она поняла, насколько его напугала. Минуту оба молчали. Коннор нарушил молчание первым. — Идем приложим лед, — предложил он. Они открыли дверь-ширму в дом Касси и, оставляя за собой мокрые следы и песок, прошли в кухню. — Отличный был нырок, — бросила Касси через плечо, — в следующий раз, я думаю… Она так резко остановилась в дверях, что Коннор врезался ей в спину, и она инстинктивно прижалась к нему. Ее мать валялась на полу в луже собственной рвоты. Поджав губы, Касси опустилась с мокрой тряпкой рядом с мамой, вытерла ей щеку, рот и ворот блузки. Краем глаза она видела, что Коннор молча достал бутылку из-под джина, которая закатилась под батарею. Было всего три часа дня, и мама должна была быть в булочной. Наверное, опять поругались. А это означало, что неизвестно, когда ждать сегодня домой отца и ждать ли его вообще. — Мама, — прошептала Касси, — мама, вставай. Она просунула руку маме под шею и приподняла ее бесчувственное тело. Под пристальным взглядом стоящего у двери Коннора она протащила маму через гостиную, уложила на диван и укрыла легким одеялом. — Касс! — Хриплый голос матери — копия Мэрилин Монро — был едва слышен. Она, не видя, протянула руку, пытаясь нащупать руку дочери. — Моя хорошая девочка. Касси убрала мамину руку под одеяло и вернулась в кухню, гадая, сможет ли отыскать что-нибудь на ужин. Если у нее будет готов ужин, когда — если! — отец вернется домой, то он не рассердится, а если он не станет сердиться, то мама, скорее всего, больше не будет напиваться в стельку. Она все исправит. В кухне Коннор выкладывал лед в полиэтиленовый пакет. — Иди сюда, — велел он. — Не хватает только, чтобы у тебя распухла голова. Она села на стул и позволила Коннору приложить пакет к изгибу шеи. И дело не в том, что Коннор раньше этого не видел, — он знал о ней все, но даже когда это случилось в первый раз, он просто предложил свою помощь, а потом молчал. Он не смотрел на нее лихорадочно блестящими глазами, что принято считать выражением сострадания. — 32 —
|