Я зажмурилась. Господи боже, но мы же в Африке! Мы даже не в мотеле, а всего лишь в палаточном лагере в тридцати пяти километрах от Олдувайского ущелья. Как ему это удалось? — Это все Джон, — улыбнулся Алекс мужчине, который привез меня назад на съемочную площадку на джипе. Это был добродушный мужчина, высокий, как кипарис. — Он очень любезен, — вежливо заметила я, наблюдая, как долговязая фигура Джона удаляется в красном отблеске стоящих за палаткой факелов. — Он сказал, что работает на вас. Алекс кивнул, но даже не сделал шаг мне навстречу. — Он посвятил мне свою жизнь, — серьезно произнес он, и я поймала себя на мысли о том, сколько еще людей посвятят ему свои жизни. На мне было черное платье без рукавов, полученное благодаря любезности Офелии сегодня днем, и черные туфли на низком каблуке, в которых уже набралось по килограмму песка. Последние три часа я провела в душе, потом сушила волосы, натирала тело лимонным лосьоном и все время репетировала разные варианты беседы, в которых выговаривала Алексу Риверсу за его сегодняшнюю игру. Но я не ожидала, что он будет в смокинге. Я была не в силах оторвать от него глаз. — Выглядите великолепно, — негромко сказала я, злясь на себя уже за то, что произнесла эти слова. Алекс засмеялся. — Я думал, это моя реплика, — признался он. — Но все равно спасибо. Теперь, когда произвел на вас впечатление, можно я все это сниму, пока не растаял? Не дожидаясь ответа, он сбросил пиджак, отвязал бабочку и по локоть закатил рукава. Потом отодвинул для меня стул, снял серебряную крышку с блюда с овощной закуской. — Ну-с, что скажете о своем первом дне на съемочной площадке? — поинтересовался он. Я прищурилась: вот он, мой шанс! — Скажу, что еще никогда в жизни не видела, чтобы столько времени тратили впустую, — просто ответила я. — Скажу, что низко красть эмоции других людей, чтобы сыграть свою роль. У Алекса рот приоткрылся от удивления, но он быстро взял себя в руки. И приподнял фарфоровое блюдо. — Морковки? — негромко предложил он. Я недоуменно уставилась на него. — Вам нечего ответить? — Нечего, — задумчиво произнес он. — Почему у нас так не заладилось? Вы терпеть не можете только меня? Или это касается всех актеров? — При чем здесь ненависть? — удивилась я. Взглянула на крахмальные салфетки и тончайший хрусталь, размышляя над затраченными усилиями. Было очевидно, что таким образом он пытается извиниться. — Я просто почувствовала, что меня использовали. — 107 —
|