|
Лев Лурье: Поколение стиляг – часть поколения шестидесятников, определяющим для которых был пятьдесят третий – пятьдесят шестой год. То есть это люди, которые “пришли с холода”: заканчивали школы для мальчиков, пережили – в ленинградском случае – эвакуацию и блокаду, безотцовщину, обладали поэтому необычайной жаждой жизни, которую было трудно удовлетворить в казарменных сталинских условиях и гейзеры которой начали бить в начале пятидесятых. Предощущение этого поколения было и сразу после войны, хотя преобладала так называемая шпана и быть модным среди молодых людей было не слишком принято. Стиляжничество было, что уже многократно подмечено, вариантом советского дендизма, связанного с “золотой молодежью” и с каким-то неправедным накоплением, потому что вся эта экипировка стоила достаточно много денег, а откуда их взять, было непонятно. Стиляжничество неизбежно было связано с какой-то “крутежкой”, продажей, перепродажей, полууголовкой или полностью уголовкой. Проблема заключалась и в том, что всякое отклоняющееся поведение в хрущевское время – увлечение ли Пастернаком, слушание ли зарубежного радио, галстук ли с обезьяной – преследовалось. И поэтому между разными “шестидесятниками” было нечто вроде того, что Вышинский (прокурор многих сталинских процессов. – Г. Л. ) называл “беспринципным правотроцкистским блоком”. Мне достоверно известно, что, скажем, Довлатов или Бродский поддерживали очень приличные отношения со стилягами, но не с той их частью, которая потребляла, а с той частью, которая была более опасна, более связана с уголовкой, то есть занималась добычей всего этого у немногих иностранцев, приезжавших в СССР. Это – рискованная история, в которой был определенный героизм. Бродскому этот тип стиляг был интересен, хотя воспринимался им слегка иронически, он взял у них язык – сленг. И наглость Бродского – она от этого поколения. Русский народ – в широком смысле слова – выживал при разном строе, как бы отстраняясь от государства. В семью, в пьянство, в разбой – разные есть способы жизни. И brainwashing (“промывка мозгов”. – Г. Л. ) не было по-настоящему – она была в двадцатые, в тридцатые годы, а после войны – трофейные фильмы, англо-американские союзники, Европа. Это было в сексуальном смысле необычное поколение, потому что огромное количество мужчин было убито, и мальчикам несложно было вступить в контакт с какой-нибудь теткой или девушкой. Мужчины вообще ценились. И это еще было связано с урбанизацией и ростом среднего класса. Ведь стиляги, если присмотреться, – дети боевых офицеров. Это – не рабочая среда. Офицеры, конструкторы военных заводов – люди, никак не связанные с деревней. Почему, собственно, стиляги были так ненавистны деревенщикам – те чувствовали, что это какой-то новый тип: по-своему тургеневские нигилисты, по-своему герои Лермонтова. Такая вот контркультура достаточно поверхностная: она может выражаться в дуэли или в каком-то гусарстве – в разное время по-разному. Стиляги – это то, что в России называется полусвет. А полусвет может быть оппозиционным по отношению к истеблишменту. — 63 —
|