«А я иду, шагаю по Москве…» — Повело кота на блядки, — заворчал дневальный. Он посмотрел в глазок и крикнул: — Агеев, хезай в дуло и ложись! Иначе финтилей под глаз навешу! В ответ донеслось: — Начальник, сдай рога в каптерку! Дневальный откликнулся витиеватым матерным перебором. — Сосал бы ты по девятой усиленной, — реагировал зек… Концерт продолжался часа два. Да еще и папиросы кончились. Я подошел к глазку и спросил: — Нет ли у вас папирос или махорки? — Вы кто? — поразился Агеев. — Командированный с шестого лагпункта. — А я думал — студент… На «шестерке» все такие культурные? — Да, — говорю, — когда остаются без папирос. — Махорки навалом. Я суну под дверь… Вы случайно не из Ленинграда? — Из Ленинграда. — Земляк… Я так и подумал. Остаток ночи прошел в разговорах… Наутро я разыскал оперуполномоченного Долбенко. Предъявил ему свои бумаги. Он сказал: — Позавтракайте и ждите на вахте. Оружие при вас? Это хорошо… В столовой мне дали чаю и булки. Каши не хватило. Зато я получил на дорогу кусок сала и луковицу. А знакомый инструктор отсыпал мне десяток папирос. Я просидел на вахте до развода конвойных бригад. Дневального сменили около восьми. В изоляторе было тихо. Зек отсыпался после бессонной ночи. Наконец я услышал: — Заключенный Гурин с вещами! Звякнули штыри в проходном коридоре. На вахту зашел оперативник с моим подопечным. — Распишись, — говорит. — Оружие при тебе? Я расстегнул кобуру. Зек был в наручниках. Мы вышли на крыльцо. Зимнее солнце ослепило меня. Рассвет наступил внезапно. Как всегда… На пологом бугре чернели избы. Дым над крышами поднимался вертикально. Я сказал Гурину: — Ну, пошли. Он был небольшого роста, плотный. Под шапкой ощущалась лысина. Засаленная ватная телогрейка блестела на солнце. Я решил не ждать лесовоза, а сразу идти к переезду. Догонит нас попутный трактор — хорошо. А нет, можно и пешком дойти за три часа… Я не знал, что дорога перекрыта возле Койна. Позднее выяснилось, что ночью двое зеков угнали трелевочную машину. Теперь на всех переездах сидели оперативники. Так мы и шли пешком до самой зоны. Только раз остановились, чтобы поесть. Я отдал Гурину хлеб и сало. Тем более что сало подмерзло, а хлеб раскрошился. Молчавший до этого зек повторял: — Вот так дачка — чистая бацилла! Начальник, гужанемся от души… Ему мешали наручники. Он попросил: — Сблочил бы манжеты. Или боишься, что винта нарежу? Ладно, думаю, при свете не опасно. Куда ему по снегу бежать?.. — 91 —
|