— Куда это тебя? — спросил Борташевич. — Надо с Ропчи зека отконвоировать. — На пересуд? — Не знаю. — По уставу нужно ездить вдвоем. — А что в охране делается по уставу? По уставу только на гауптвахту сажают. Гусев приподнял брови: — Кто видел, чтобы еврей сидел на гауптвахте? — Дались тебе евреи, — сказал Борташевич, — надоело. Ты посмотри на русских. Взглянешь и остолбенеешь. — Не спорю, — откликнулся Гусев… Неожиданно закипел чайник. Я переставил его на кровельный лист возле сейфа. — Ладно, пойду… Борташевич вытащил карту, посмотрел и говорит: — Ого! Тебя ждет пиковая дама. Затем добавил: — Наручники возьми. Я взял… Я шел через зону, хотя мог бы обойти ее по тропе нарядов. Вот уже год я специально хожу по зоне ночью. Все надеюсь привыкнуть к ощущению страха. Проблема личной храбрости у нас стоит довольно остро. Рекордсменами в этом деле считаются литовцы и татары. Возле инструменталки я слегка замедлил шаги. Тут по ночам собирались чифиристы. Жестяную солдатскую кружку наполняли водой. Высыпали туда пачку чаю. Затем опускали в кружку бритвенное лезвие на длинной стальной проволоке. Конец ее забрасывали на провода высоковольтной линии. Жидкость в кружке закипала через две секунды. Бурый напиток действовал подобно алкоголю. Люди начинали возбужденно жестикулировать, кричать и смеяться без повода. Серьезных опасений чифиристы не внушали. Серьезные опасения внушали те, которые могли зарезать и без чифиря… Во мраке шевелились тени. Я подошел ближе. Заключенные сидели на картофельных ящиках вокруг чифирбака. Завидев меня, стихли. — Присаживайся, начальник, — донеслось из темноты, — самовар уже готов. — Сидеть, — говорю, — это ваша забота. — Грамотный, — ответил тот же голос. — Далеко пойдет, — сказал второй. — Не дальше вахты, — усмехнулся третий… Все нормально, подумал я. Обычная смесь дружелюбия и ненависти. А ведь сколько я перетаскал им чая, маргарина, рыбных консервов… Закурив, я обогнул шестой барак и вышел к лагерной узкоколейке. Из темноты выплыло розовое окно канцелярии. Я постучал. Мне отворил дневальный. В руке он держал яблоко. Из кабинета выглянул Токарь и говорит: — Опять жуете на посту, Барковец?! — Ничего подобного, товарищ капитан, — возразил, отвернувшись, дневальный. — Что я, не вижу?! Уши шевелятся… Позавчера вообще уснули… — Я не спал, товарищ капитан. Я думал. Больше это не повторится. — 89 —
|