— Подумаешь, какое событие, — усмехнулась Яковлева. — Идиотка! — крикнул он. Малиновский брел среди веревок, фанерных щитов, оставляя позади тишину, наполненную юмором и ленью. Потомок актерской фамилии, он с детства наблюдал театр из-за кулис. Он полюбил изнанку театра, зато навсегда возненавидел бутафорскую сторону жизни. Навсегда проникся отвращением к фальши. Как неудачливый самоубийца, как артист. — Не огорчайтесь, — услышал Малиновский и понял, что разговаривает с блондинкой в голубом халате. — Они еще пожалеют. В душе Малиновского шевельнулся протест. — Разве они не понимают, что артист — это донор. Именно донор, который отдает себя, не требуя вознаграждения… — Из второго состава? — поинтересовался Малиновский. — Я гримерша. — Надо показаться… фактура у вас исключительная. — Фактура? — Внешний облик… Малиновский застегнул куртку и подал Варе дождевик. Они вышли из театра. Сквозь пелену дождя желтели огни трамваев. — Художник должен отдавать себя целиком, — говорила Варя. И вновь на мелководье его души зародился усталый протест. — Мы пришли, — сказала Варя. «Гадость… Ложь…» — подумал Малиновский. И тотчас простил себе все на долгие годы. Щелкнул выключатель. Сколько раз он все это видел! Горы снобистского лома. Полчища алкогольных сувениров. Безграмотно подобранные атрибуты церковного культа. Дикая живопись. Разбитые клавесины. Грошовая керамика. Обломки икон вперемежку с фотографиями киноактеров. Никола Угодник, Савелий Крамаров… Блатные спазмы под гитару… Гадость… Ложь… «Будет этому конец?» — подумал режиссер. — Что будем пить? — спросила Варя. — Валидол, — ответил Малиновский без улыбки. — Я поставлю чай. «В актрисы метит, — думал он, — придется хлопотать. Не буду… Голос вон какой противный. Режиссер ночует у гримерши…» Но снова дымок беспокойства легко растаял в обширном пространстве его усталости и тоски. Варя отворила дверь. Малиновский, виновато поглядывая, стаскивал ботинки. — Без разговоров, — сказал он, — ком цу мир… Из Голубого дневника Звягиной Вари«Ах, если бы ты знал, мой современник, что испытывает творец, оставивший далеко позади консервативную эпоху! Его идеи разбиваются о холодную стену молчания. Глупцы указывают пальцем ему вслед. Женщины считают его неудачником. Где та, которую не встретил Маяковский? Где та, которая могла отвести ледяную руку Дантеса? Где та, которая отогрела бы мятежное сердце поручика Лермонтова? — 82 —
|