— Нет у меня антагонизма. Даже к тебе, мудила… — То-то, — неожиданно высказался контролер и добавил: — Хочешь, я тебе из личных запасов налью? — Давай, — говорю, — только антагонизма все равно не жди… Я шел в казарму спотыкаясь. В темноте миновал заснеженный плац. Оказался в сушилке, где топилась печь. На крючьях висели бушлаты и полушубки. Фидель рванулся ко мне, опрокинул стул. Когда я сказал, что водки нет, он заплакал. Я спросил: — А где Балодис? Фидель говорит: — Все спят. Мы теперь одни. Тут и я чуть не заплакал. Я представил себе, что мы одни на земле. Кто же нас полюбит? Кто же о нас позаботится?.. Фидель шевельнул гармошку, издав резкий, пронзительный звук. — Гляди, — сказал он, — впервые беру инструмент, а получается не худо. Что тебе сыграть, Баха или Моцарта?.. — Моцарта, — сказал я, — а то караульная смена проснется. По рылу можно схлопотать… Мы помолчали. — У Дзавашвили чача есть, — сказал Фидель, — только он не даст. Пошли? — Неохота связываться. — Почему это? — Неохота, и все. — Может, ты его боишься? — Чего мне бояться? Плевал я… — Нет, ты боишься. Я давно заметил. — Может, я и тебя боюсь? Может, я вообще и Когана боюсь? — Когана ты не боишься. И меня не боишься. А Дзавашвили боишься. Все грузины с ножами ходят. Если что, за ножи берутся. У Дзавашвили вот такой саксан. Не умещается за голенищем… — Пошли, — говорю. Андзор Дзавашвили спал возле окна. Даже во сне его лицо было красивым и немного заносчивым. Фидель разбудил его и говорит: — Слышь, нерусский, дал бы чачи… Дзавашвили проснулся в испуге. Так просыпаются все солдаты лагерной охраны, если их будят неожиданно. Он сунул руку под матрас. Затем вгляделся и говорит: — Какая чача, дорогой, спать надо! — Дай, — твердит Фидель, — мы с Бобом похмеляемся. — Как же ты завтра на службу пойдешь? — говорит Андзор. А Фидель отвечает: — Не твоих усов дело. Андзор повернулся спиной. Тут Фидель как закричит: — Как же это ты, падла, русскому солдату чачи не даешь?! — Кто здесь русский? — говорит Андзор. — Ты русский? Ты — не русский. Ты — алкоголист! Тут и началось. Андзор кричит: — Шалва! Гиго! Вай мэ! Арунда!.. Прибежали грузины в белье, загорелые даже на Севере. Они стали так жестикулировать, что у Фиделя пошла кровь из носа. Тут началась драка, которую много лет помнили в охране. Шесть раз я падал. Раза три вставал. Наконец меня связали телефонным проводом и отнесли в ленкомнату. Но даже здесь я все еще преследовал кого-то. Связанный, лежащий на шершавых досках. Наверное, это и был тот самый человек. Виновник бесчисленных превратностей моей судьбы… — 137 —
|