Философы с большой дороги

меня приводит то, что я ничего не могу с этим поделать.

Чувствуя, что терять мне уже нечего, я даже посетил некое собрание.

Участники оного, сочувственно глядя мне в глаза, просили рассказать, чем так

привлекает меня пьянство. Должно быть, в тот вечер я был в ударе: обсуждение

проблемы мы закончили в пабе.

Все еще Монпелье

Заведение, куда меня затащил Юбер, оказалось именно тем, чего я и

ожидал: покосившиеся стены, скрюченные болезнью придурковатые старики,

вцепившиеся в стакан, который был их единственной наградой за прожитый день.

- Меня здесь каждая собака знает, - с гордостью сообщил Юбер.

Чувствуя, что это не тот случай, когда надо лезть в чужой монастырь со

своим уставом, я прошелся по пиву. После нескольких выпитых кружек меня

охватили угрызения совести: я опять не устоял - и чтобы было не так тошно,

мне пришлось добавить. Заведение располагало запасами монастырского пива,

которому чуть-чуть не хватало крепости, чтобы с ходу садануть вас головой об

стенку, но зато вы могли быть уверены, что уже после первой порции почти

наверняка достигнете состояния отрешенности, которое необходимо для

размышления о тщете всего сущего.

К чести Юппа - он не преувеличивал степень своей известности в этой

дыре. Стоило ему выйти из туалета, как перед ним возникли четверо

здоровенных детин, ненавязчиво прижавших его к стене, приподнявших за

лацканы пиджака в воздух и отработанным жестом ощупавших карманы.

- Просекаешь фишку, а, Юбер? - поинтересовался самый здоровый из этих

громил. - Фредерик хочет обратно то, что ты у него взял. А дальше - на

выбор: отдаешь все добро и деньги - мы тоже будем хорошими, сломаем тебе

ногу, и гуляй с миром. Не отдаешь - переломаем все кости и, сам понимаешь...

Вцепившись в Юберову культяпку, он рванул ее на себя - и удовлетворенно

отбросил отделившийся протез в сторону.

- Тебя же обломать, Юбер, - ничего не стоит: дунь - и рассыплешься, а?!