полиция нас как-нибудь обозвала бы. А это - только наша привилегия! - Банда философов? - Ну да. Я сказал, что консультантом у нас - выдающийся философ, он знает, как грабить банки, чтобы не завалиться на этом деле. - И ты... Ты назвал им мое имя?! - Конечно, проф. Согласись, ты это заслужил. И ты ведь сам сказал, что и так находишься в бегах... Туше. Конец сократического диалога. Юбер привел вполне убедительные доказательства. Однако я не мог отделаться от подозрения, что французские власти скорее озаботятся поимкой вооруженного грабителя, чем предоставлением убежища философу, известному своими неблагонадежными взглядами. - Ладно, кончай метать икру. - Юбер решил, что пора меня подбодрить. - Что мы, туристы какие-нибудь?! Не в силах справиться со всем, что разом свалилось на мою голову, я представил моих коллег в профессорской, перелистывающих утренние газеты. «Однако! Гроббс грабанул какой-то банк у лягушатников...» - «Да? С него станется... Мне кажется, он всегда отличался склонностью к какому-то... как бы это сказать? - экстремизму во взглядах... Кстати, как его книга? Он так и не опубликовал ни строчки?» Сдержанное хихиканье... Головная боль, связанная с писательством, если только ты принимаешь таковое всерьез, состоит в том, что чем серьезнее относишься к написанному, тем труднее писать. Может, никто из авторов не относился к этому столь ответственно, как я! Подобный подход способен многое объяснить. Или если не многое, то хотя бы - объяснить короче. Игра в одно касание, сжатость мысли... Что скажут обо мне люди? По большей части - ни-че-го. Ну, может: а это не тот, что ограбил банк? Или; не тот ли это, что жутко много ел в жутко дорогих ресторанах и жутко много пил жутко дорогого вина, чтобы оставить кучу известно чего куда большую, чем у среднего логического позитивиста? Может, и не следует так заводиться. В конце концов, и до меня на этой — 102 —
|