Мишка открыл на звонок — и замер. На пороге стоял милиционер. — Гражданин Шищенко? — сухо спросил он. — Да… — Оперуполномоченный уголовного розыска старший лейтенант Сизов, — показал он удостоверение. — Вы были восемнадцатого мая в десять тридцать утра на улице Новощукинской, дом девять, квартира шестьдесят четыре? Мишка облизнул пересохшие губы. — Нет… — Ну, на нет и суда нет, — сказал милиционер. Посмотрел на вытянувшуюся Мишкину физиономию и захохотал. В дверях рядом с ним появился Конструктор. — Извини… — изнемогая от смеха, он хлопнул Мишку по плечу. — Мент, что с него взять! И шутки у него ментовские… Ой, не могу!.. Ты иди пока, — кивнул он оперу. — Можно?.. Не дожидаясь приглашения. Конструктор поднял большую картонную коробку и протиснулся мимо неподвижного Мишки в квартиру. — Я же говорил — везде наши. И в ментовке тоже… Здравствуйте, — поздоровался он с Таней. — А это вам, от ребят, для маленького! Он открыл коробку и, как Дед Мороз, начал вынимать банки, бутылочки, пакеты: — Ну, тут фрукты, персики, пеленки-распашонки — разберетесь. А это соска импортная — из наших-то или совсем не течет, или ручьем льется. — Ой, спасибо… — Таня всплеснула руками, восторженно глядя на все это богатство. — Если что-то нужно, лекарства там, не дай бог, — вы сразу звоните, не стесняйтесь… — Конструктор огляделся в комнате и вздохнул: — Да-а… Небогато живете, прямо скажем… — Нет, ничего, спасибо, — сказала Таня. — Я скоро работать пойду… — Куда, если не секрет? — На швейную фабрику. Тут рядом. У них ясли есть… Конструктор понимающе кивнул. — Сюда можно? — он вошел на кухню. Мишка закрыл дверь и сел напротив, напряженно ссутулившись. — Да-а… — снова протянул Конструктор, разглядывая обколотый кафель и ржавую мойку. — Нельзя так жить, Миша. Стыдно так жить… Мишка молчал. — Отцу памятник до сих пор не поставил… Ну ладно, ему-то уже все равно, ты о них подумай, — кивнул он на дверь. — Жена с исколотыми пальцами, с утра до вечера не разгибаясь над машинкой, а кругом тысяча недотраханных баб с мужьями-алкоголиками. Пацан в вонючих яслях, в непросыхающих пеленках… — Это не твое дело! — не выдержал Мишка. — Но самое страшное, Миша, не это, — продолжал Конструктор. — Самое страшное будет лет через пятнадцать. Когда твой сын тебя спросит: папа, почему мои одноклассники живут как люди, а мы живем в говне? Почему мы люди второго сорта? И тебе, — уткнул он палец в Мишку, — придется что-то ему отвечать! — 73 —
|