|
- Где ты был? Третий час ночи! При виде Адама ее голос отвратительно меняется: - А Стен ваш где, а Мазурок? Я уже убрала все в холодильник... Где это он так назюзился? - Почему же в третьем лице? - вступает в квартиру Александр. - И где поздравления, как это с чем? Закончен мой труд многолетний. Наш? Ладно. Пусть наш. Многолетний. Что ж непонятная грусть? - У себя в комнате он опрокидывает снятый пиджак со стулом. - Ну, и ужрался я, ну, и ужрался... Пружины кровати сбрасывают его на пол. Протянув руку, ищет, где включается радиола, продукт добросовестной, пусть и советской Балтии. - Что там творится у нас в СССР? - Под надсадный вой зеленый глаз впадает в безумие. - Глушите, суки, слово правды? Ничего... ужо вам! Входит Адам: - Этот? - В четыре руки! - поднимается Александр. Они выносят радиолу, которая выдергивает свой провод из розетки и растягивает антенну из медной проволоки - Гусаров ее долго мастерил, наматывая на карандаш, чтобы иметь возможность слушать мир, что помогло ему не очень, ну, да что уж теперь... - Подожди! Он отключает антенну, которая отпрыгивает, сворачиваясь на полу. Рассвет, но ей взбрело потанцевать: - Где наши пластинки? Он приносит и бросает на тахту - в драных обложках. - Чего ты хочешь? "Джонни"? "Мама йо кьеро"? "Чай вдвоем"? Еще не вся черемуха тебе в окошко брошена... Превозмогая дурноту, прерывисто вбирает воздух. Бросает на хер, открывает шкаф - как это "не в чем"? Полно нарядов! - и вынимает из-за них двустволку. С верхней полки рука прихватывает коробку патронов. Вернувшись к себе, разламывает. Забивает оба ствола. - Что ж непонятная грусть тайно терзает меня? Патроны смотрят всепонимающими зрачками медных капсюлей. - А впрочем, почему же "тайно"? Он защелкивает самовзвод и поднимает глаза на входящего Адама: - Ружье отца. Родного! На колени! Адам подтягивает складки брюк и опускается. Спаренные стволы поворачивают ему голову: - В пиджаке. Во внутреннем... Адам вынимает мятый авиаконверт. Стволы поднимают его и вталкивают в комнату родителей, где Александр, держа два пальца на спусковых крючках, отдает приказ: - Читай! Адам зачитывает вслух письмо, которое заканчивается так: - "... У Вас есть все, чтобы стать хорошим прозаиком. Зоркий глаз и точная рука, и, к счастью, много лет в запасе. Пишите, как можно больше, Александр. У нас в литературе счастливых судеб не бывает: желаю Вам просто писательской. Юрий Абрамцев". Молчание. - Это не тот ли, - говорит она, - что "Зеленое и голубое"? - Тот. - И что ты хочешь этим сказать? Да еще с ружьем? Надеюсь, не заряжено? — 57 —
|