|
— Тогда уж я как минимум — спою. И спел-таки негромко «Кукарачу». 29. МЫ ИДЕМ ПО УРУГВАЮ…Вечером Красноперов брел по залитому светом Невскому. Люди толпились у дверей кинотеатров, заслоняли сияющие витрины гастрономов. Лица под неоновым огнем казались благороднее и чище. Помедлив, Красноперов толкнул вертящиеся двери. В холле ресторана было прохладно от зеркал. Девушка в малиновых брюках красила ресницы. Красноперов бегло сосчитал — их оказалось девять. Рядом томился высокий парень с бородой. Швейцар подозрительно его разглядывал. Филолог двинулся наверх, беззвучно ступая по истертой ковровой дорожке. В руке он держал алюминиевый номерок. Его подхватила волна джазовой грусти и аромата кавказских блюд. Мужчины в белых куртках, лавируя, пересекали зал. Музыканты играли, сняв пиджаки и раздвинув колени. Перед каждым возвышалась тумба, украшенная сияющей лирой из жести, флейтист и барабанщик переговаривались о чем-то. Певица вытирала салфеткой лаковые бальные туфли. Музыка стихла. Все расселись, шумно передвигая стулья. Красноперов оглядел помещение и вздрогнул. Алюминиевый номерок, звякнув, покатился к выходу. Возле пальмы сидела артистка Лорен. Жан Маре протягивал ей сигареты. Бельмондо разглядывал деревянную матрешку. Ив Монтан сосредоточенно штопал замшевый пиджак. Анук Эме с Кардинале ели харчо из одной тарелки. Ошеломленный филолог приблизился к столу. — Экстраординаре, — закричала Софи Лорен, — какая встреча! А мы на фестиваль прилетели. Хочешь контрамарку в первый ряд? — Кривляка, — фыркнула Эме. — Заметь, — шепнула нашему герою Кардинале, — Сонька туфли разула. Мозоли у ней — это страшное дело! — Интересно, где здесь могила Евтушенко? — спросил Бельмондо. — Нет ли трешки до среды? — поинтересовался Монтан. — Что сегодня по телевизору? — задал вопрос Жан Маре. Красноперов поднял руки и отчаянно воскликнул: — Где это я? Где?! — Рифмуй, — пикантно ответил ему грубиян Бельмондо. Дирижер взмахнул палочкой. Оркестр заиграл «Сентябрь в Париже». Анук Эме протянула свою фотографию с надписью: «Милому товарищу Красноперову. Если любишь — береги Как зеницу ока, А не любишь — то порви И забрось далеко. Твоя Анук». Кончается история моя. Мы не постигнем тайны бытия вне опыта законченной игры. Иная жизнь, далекие миры — все это бред. Разгадка в нас самих. Ее узнаешь ты в последний миг. В последнюю минуту рвется нить. Но поздно, поздно что-то изменить… — 96 —
|