|
«Взбесились городские окончательно, — думал Васька Рябов и тут же мысленно прибавлял: — Вот бы с такой бесстыжей познакомиться…» В Эрмитаже они пробыли час. Потом Гаенко заявил: — Ну, все. Главное мы ухватили. Обедать пора. Денег у них было много, две нетронутых получки, то есть — семь шестьдесят. К этому времени погода изменилась. На серой ткани неба разошлись какие-то невидимые швы, и голубые отмели возникли тут и там, будто тронулся лед на реке и блеснула вода под солнцем среди шершавых льдин… Они подошли к столовой, внимательно изучили меню на фасаде и начали было снимать ремни, но тут Андрей Гаенко заявил: — Пошли отсюдова. Самообслуживание мне и в казарме надоело. Через двадцать минут они сидели под люстрой за столиком, на котором, помимо солонки, перечницы, блюдечка с горчицей и забытого стакана, лежал измятый клочок папиросной бумаги с расплывшимся, плохо отпечатанным текстом. Васька Рябов смущенно ерзал, ударяя то и дело латунной бляхой по краю стола. Гаенко нетерпеливо оглядывался. Подошла официантка с унылым лицом, в стоптанных домашних туфлях и с пятнами ржавчины на фартуке. Она стояла молча, держа в руках крошечный блокнотик, утомленно ждала. — Так, — сказал Гаенко, — три антрекота для начала. — Кончились, — еле слышно произнесла женщина и снова замолчала, видимо, совершенно обессилев. — Тогда, — сказал Андрей, розовея и приподнимаясь, — тогда, — выговорил он с отчаянным размахом, — тогда давайте жареной картошки с чем-нибудь! — Биточки? — вяло предложила официантка. — Да, — сказал он, — пять биточков! — Пять порций? — уточнила официантка. — Да, и еще пива. Две бутылки! Три. И пачку «Казбека». — Гуляем, значит? — шепнул восхищенно Рябов. Вернулась официантка с подносом. — Биточки с макаронами, — выговорила она. — Годится, — снизошел Андрей. Они ели медленно, курили, выпившие посетители заговаривали с ними. Гаенко шутил, даже чокнулся с кем-то раза два, и так все это было непохоже на казарменную столовую с голубыми клеенками и репродуктором в углу, где все едят торопливо и невнимательно, а вышел через пять минут и кто-нибудь спросит тебя: «Что давали на ужин?», а ты и не помнишь, то ли рыбу, то ли кашу… — Три двадцать, — холодно произнесла официантка. — Четыре, — Андрей разжал кулак с приготовленными заранее измятыми бумажками, — держите четыре, — в голосе его появились угрожающие нотки, — и сдачи не надо! — 101 —
|