|
— Пока нет указания из Смольного — работай! И я еще в течение года продолжал халтурить. Печатался одновременно в СССР и на Западе. Будучи выгнан из Союза журналистов. Будучи лишен всех иных заработков… Вспоминается еще один эпизод. Когда-то я работал в партийной газете. Каждую неделю в редакцию приходил человек из обкома. Вынимал из портфеля список. Это был список тех, кого нельзя печатать. И кого нежелательно упоминать. «Булгаков, Ахматова, Мандельштам, Гумилев…» Я не знаю фамилии этого человека из обкома. А имя Мандельштам будет жить, пока жив русский язык!.. И последнее. Когда-то я писал заявку на документальный фильм о Бунине. В числе других исходных материалов упоминались записки Андрея Седых[1]. Сценарий был запрещен. Редактор «Леннаучфильма» заявил: — Вы бы еще Милюкова упомянули!.. Мне кажется, тут есть над чем подумать. Не правда ли? Эх, Бунина нет. Вот бы ему пожаловаться… НАШИ ДЕТИ ТАК БЫСТРО РАСТУТ…Наши дети так быстро растут. Я вспоминаю детские ясли на улице Рубинштейна. Белую скамью. Подвернувшийся задник крошечного ботинка… Мы идем домой. Вспоминается ощущение подвижной маленькой ладони. Даже сквозь рукавицу чувствуется, какая она горячая… Меня поражала в дочке ее беспомощность. Ее уязвимость по отношению к транспорту, ветру… Ее зависимость от моих решений, действий, слов… Дочка росла. Ее уже было видно из-за стула. Помню, она вернулась из детского сада. Не раздеваясь, спросила: — Ты любишь Брежнева? Я сказал: — Любить можно тех, кого хорошо знаешь. Например, маму, бабушку. На худой конец — меня. Брежнева мы не знаем. Хотя часто видим его портреты. Возможно, он хороший человек. А может быть, и нет… — Наши воспитатели его любят, — сказала дочка. — Вероятно, они хорошо его знают. — Нет, — сказала дочка, — просто они воспитатели. А ты — всего лишь папа… Наши дети так быстро меняются. Английский язык им дается легко. Они такие уверенные, независимые, практичные… Мы были другими. Мы были застенчивее и печальнее. Больше читали. Охотнее предавались мечтам. Мы носили черные ботинки, а яблоко считали лакомством… Я рад, что нашим детям хорошо живется. Что они едят бананы и халву. Что рваные джинсы у них — крик моды. Для того мы и ехали. Только я не знаю, как это связано — витамины и принципы, джинсы и чувства… Какая тут пропорция, зависимость? Хорошо, если прямая. А если, не дай Бог — обратная? Надеюсь, все будет хорошо. Отношения у меня с дочкой прежние. Я, как и раньше, лишен всего того, что может ее покорить. — 10 —
|