Ребекка стоит перед эмбрионами человека и указательным пальцем тычет в трехнедельный эмбрион. Он даже не похож на человека, скорее на мультяшное ухо, розовая амеба. Красная точка, как шторм на Юпитере, — это глаз. Эмбрион размером всего лишь с ноготь на мизинце Ребекки. — Неужели он такой маленький? — задает она риторический вопрос, и я улыбаюсь. К тому времени, как эмбрион достигает трехмесячного возраста, можно уже разглядеть ребенка. Слишком большая полупрозрачная голова с тоненькими кровеносными сосудиками, идущими к черным набрякшим глазам. Ручки-палочки и перепончатые пальцы, торчащие из тела, — едва ли больше, чем просто позвоночник, — и скрещенные по-турецки ножки. — А когда уже заметен живот? — спрашивает Ребекка. — У каждой по-разному, — отвечаю я дочери, — и еще, думаю, зависит от того, кого носишь — девочку или мальчика. У меня до трех месяцев ничего не было видно. — Но он такой крошечный. Как его может быть видно? — Детей сопровождает лишний груз. Когда я ходила беременная тобой, я проходила практику в начальной школе, чтобы получить диплом магистра по специальности «патология речи». В те годы нельзя было преподавать, будучи беременной. Но мне разрешили как исключение, ведь женщина явно не сможет работать, когда родит. Я становилась все больше и больше. И чтобы скрыть свое положение, носила ужасные халаты-«варенки» под пояс. На факультете мне постоянно говорили: «Джейн, знаешь, ты располнела», а я отвечала: «Да, не знаю, что с этим делать». Я сбегала с заседаний кафедры и студенческих консультаций, потому что меня тошнило, и говорила всем, что у меня различные штаммы гриппа. Ребекка оборачивается, зачарованная историей о себе самой. — И что потом? — Занятия закончились, — пожимаю я плечами. — Я родила тебя в июле, через две недели. Осенью у меня еще были полугодовые занятия с учениками, поэтому о тебе заботился отец. А потом я сидела с тобой дома, пока ты не пошла в детский сад. Тогда я продолжила занятия и получила диплом. — Папа сидел со мной полгода? — удивляется она. — Один? — Я киваю. — Я не знала. — Если честно, и я уже забыла. — И мы ладили? Я к тому, что он знал, как сменить подгузник и все такое? Я смеюсь. — Он умеет менять подгузники. А еще он носил тебя «столбиком», чтобы ты отрыгнула, купал и держал вниз головой за ножки. — И как ты такое позволяла? — Только так ты переставала плакать. Ребекка робко улыбается. — Правда? — Правда. Она указывает на семимесячный эмбрион с крошечными пальчиками на ножках, с носиком и зачатком пениса. — Теперь это ребенок, — говорит она. — Вот так дети и должны выглядеть. — 168 —
|