На коленях у дочери небольшой чемодан. Она плачет. — Я все взяла, — говорит она. Ребекка берет меня за руку — за руку, которая ударила ее отца, ударила собственного мужа. За руку, которая воскресила умершие и похороненные конфликты. 4ДжейнКогда мне было десять лет, родители решили, что я уже достаточно взрослая, чтобы ходить с папой на охоту. Каждый год, когда наступал сезон охоты на гусей, когда на деревьях начинала золотиться листва, мой отец становился совершенно другим человеком. Он доставал из сейфа дробовик, чистил и смазывал его, вплоть до внутренности дула. Он ездил в муниципалитет, чтобы получить лицензию на охоту — штамп с изображением такой красивой птицы, что мне хотелось расплакаться. Он постоянно говорил о гусе, которого он принесет и мы зажарим его на ужин, а потом субботним утром возвращался с пушистой серой птицей и показывал нам с Джоли, куда попала пуля. Мама заглянула ко мне в спальню в четыре утра и сказала, что если я собираюсь идти охотиться на гусей, то пора вставать. За окнами стояла кромешная мгла, когда мы с папой вышли из дома. На папином «форде» мы поехали в поле, которое принадлежало кому-то из его приятелей и на котором хозяин летом выращивал зерновые, — папа сказал мне, что гуси больше всего любят зерно. Поле, где всего несколько недель назад колосились стебли намного выше моего роста, скосили, и сейчас в память о лете остались только подушки из пыли между стерней. Папа открыл багажник и достал кожаный чехол, где лежало ружье и смешные гусиные манк?и, которые мы с Джоли использовали в качестве барьера, когда играли в полосу препятствий. Отец расставил манки по полю, потом из сена соорудил для нас маленькое укрытие. — Сиди здесь, — велел он, — и не дыши. Даже думать не смей о том, чтобы встать! Я, по его примеру, присела на корточки и стала наблюдать, как солнце окрашивает небосвод, как медленно наступает воскресенье. Я считала пальцы, сидела тихо и едва дышала, как мне и было сказано. Время от времени я бросала взгляд на отца, который покачивался взад-вперед на каблуках и рассеянно поглаживал ствол ружья. Примерно через час у меня разболелись ноги. Мне хотелось встать и пробежаться, избавиться от этого одуряющего чувства, которое охватывает человека, когда он не выспался. Но я не решилась. Оставалась абсолютно неподвижной, даже когда захотелось в туалет. Когда наконец прилетели гуси (а по словам отца, ожидание никогда не затягивалось так надолго), давление на мочевой пузырь от сидения на корточках стало невыносимым. Я терпеливо ждала, пока гуси попасутся на поле, а потом закричала: — 15 —
|