— Ты живой еще, дед? — удивился Арнольд Ермилович: он на работу собирался. — А как же старуха твоя с архангелами? — Уезжаю я, — сказал ему Глушков. — Вы двух ребеночков обещали, а я вчера из квартиры выписался. Можете занимать, только вещи возьму. — Касьян…— растерянно забормотал сосед. — Николаевич… — Нефедович я, — грустно усмехнулся старик. — Только просьба к вам — цветы эти за меня передать. — Передам, — тихо сказал Арнольд Ермилович, взял букет и сел на стул, точно ноги у него ослабли. Завозился Касьян Нефедович, забегался, и теперь приходилось поспешать. Вещи загодя были уложены, дед второпях выпил кефир, подхватил барахлишко свое и вышел в коридор. Хотел к соседям заглянуть попрощаться, но там громко плакала жена и что-го бубнил Арнольд Ермилович. Дед поклонился их дверям и побежал. В целях конспирации решено было на вокзале встретиться. Багорыч мог быть уже там, и старик припустил прямо от подъезда. Да недалеко. — Глушков! Дедушка! Касьян Нефедович остановился: к нему почтальонша спешила. — Телеграмма вам. Распишитесь. «Анна Семеновна умерла. Хоронили вчера». Старики сидели в зале ожидания. По лицу Касьяна Нефедовича все время текли слезы, и он не знал, что сделать, чтобы они не текли. Он словно съежился, усох вдруг, маленьким совсем стал, и Багорыч легко обнимал его единственной своей рукой. — Это ничего, ничего, это бывает. Смерть у каждого есть, что уж тут. Жалко, конечно, Нюру, хорошая женщина, но ты держись, друг, вдвоем ведь, не пропадем. В Сибирь поедем, на это… на БАМ. Там люди нужны. — Никому мы не нужны, — прошептал дедуня. — Никому. — Врешь! — сердито крикнул Багорыч: теперь он стал старшим и главным, но не ерепенился, как всегда, а говорил серьезно и увесисто, как отвечающий за двоих. — Бани, к примеру, есть у них? Я банщиком могу, а ты… Компания молодая шла мимо. Шумная, с гитарой. Девчушка в потертых брюках остановилась вдруг, присела перед ними. — Вы чьё, старичьё? Ласково спросила, обеспокоенно. Но тут парни ей крикнули: — Наташка, поезд уходит! И она убежала. — Ничьё мы старичьё, — тихо сказал Глушков и вздохнул. — Ничьё. — Неправда! — строго нахмурился Сидоренко. — Ты мой теперь, понял? Ты мой, а я — твой, и не пропадем. Мы с тобой еще… — Вот они где! — крикнул знакомый голос. — Тут они, Валя! Нашлись, слава тебе… Валька с лету упала рядом, чуть скамью не перевернув. Стукнула одного, стукнула второго — зло, больно — и заревела. Андрей стоял рядом, усмехался: — 293 —
|