|
- Тихо-то как у вас, - сказал Чувалов. - Тихо, - согласилась Нонна Юрьевна. Не ладился у них разговор. То ли лесничий с дороги притомился, то ли Нонна Юрьевна от разговоров отвыкла, то ли еще какая причина, а только шагали они молча, страдали от собственной немоты, а побороть ее и не пытались. Выдавливали из себя слова, как пасту из тюбика: ровнехонько зубки почистить. - Скучно здесь, наверно? - Нет, что вы. Работы много. - Сейчас же каникулы. - Я с отстающими занимаюсь: знаете, пишут плохо, с ошибками. - В Ленинград не собираетесь? - Может быть, еще съезжу. Маму навестить И опять - полста шагов молча. Будто зажженные свечи перед собой несли. - Вы сами эту глухомань выбрали? - Н-нет. Назначили. - Но ведь, наверно, могли бы и в другое место назначить? - Дети - везде дети. - Интересно, а кем вы мечтали стать? Неужели учительницей? - У меня мама -учительница. - Значит, фамильная профессия? Разговор становился высокопарным, и Нонна Юрьевна предпочла не отвечать. Юрий Петрович почувствовал это, в душе назвал себя индюком, но молчать ему уже не хотелось. Правда, он не очень-то умел болтать с малознакомыми девушками, но идти молчком было бы совсем глупо. - Литературу преподаете? - Да. А еще веду младшие классы: учителей не хватает. - Читают ваши питомцы? - Не все. Коля, например, много читает. - Коля - серьезный парнишка. - Им трудно живется. - Большая семья? - Нормальная. Отец у него странный немного. Нигде ужиться не может, мучается, страдает. Плотник хороший и человек хороший, а с работой ничего у него не получается. - Что же так? - Когда человек непонятен, то проще всего объявить его чудаком. Вот и Егора Савельевича бедоносцем прямо в глаза зовут, ну, а Коля очень больно переживает это. Простите. Нонна Юрьевна остановилась. Опершись о забор, долго и старательно вытряхивала из туфель песок. Песку-то, правда, немного совсем набилось, но мысль, которая пришла ей в голову, требовала смелости, и вот ее-то и копила в себе Нонна Юрьевна. И фразы сочиняла, как бы изложить эту мысль половчее. - Вы одни на Черное озеро собираетесь? - Сказала и испугалась: подумает еще, что навязывается. И добавила совсем уж невпопад: - Страшно одному. И скучно. И… И замолчала, потому что объяснения завели ее совсем не в ту сторону. И с отчаяния брякнула без всякой дипломатии: - Возьмите Полушкина в помощь. Его отпустят: он разнорабочим тут числится. - Знаете, я и сам об этом думал. — 164 —
|