|
– Возьмите, отче, – сказал он, ставя табурет перед камерой Шэя. – На случай, если вы тут надолго. Я узнал его: это был мужчина, который искал меня в прошлый раз, когда я беседовал с Люсиусом. Его маленькая дочь страдала от страшной болезни, но потом выздоровела – и он был уверен, что к этому причастен Шэй. Я поблагодарил и дождался его ухода, прежде чем продолжить разговор. – Ты когда-нибудь казался себе такой рыбой? Шэй посмотрел на меня так, будто это я не мог поддержать простейшей беседы. – Какой еще рыбой? – Ну, той, которая не может найти дорогу домой. Я знал, к чему веду – к истинному спасению, вот к чему, – но Шэй сбил меня с курса. – У меня было множество жилищ, но только один дом. Он сменил несколько приемных семей, уж это-то я помнил еще посуду. – И что же это за место? – Там, где моя сестра была рядом. Я не видел ее с шестнадцати лет. С тех пор как меня посадили в тюрьму. Я помнил, что он когда-то попал в колонию для несовершеннолетних за поджог, а вот о сестре ничего вспомнить не мог. – А почему она не пришла на суд? – спросил я и тут же осознал, какую грубую ошибку допустил: откуда мне было это знать, если я там не присутствовал? Впрочем, Шэй ничего не заметил. – Я попросил ее не вмешиваться. Не хотел, чтобы она кому-то рассказала о моем поступке. – Он замешкался. – Я хочу поговорить с ней. – С сестрой? – Нет. Она и слушать не станет. Со второй. Она будет слышать меня, когда я умру. Будем слышать меня каждый раз, как ее дочь заговорит с ней. – Шэй поднял глаза. – Помните, вы говорили, что нужно спросить, хочет ли она принять мое сердца? А что, если я сам спрошу? Привести Джун Нилон на свидание с Шэем было не легче, чем перетащить Эверест в Колумбус, штат Огайо. – Не уверен, получится ли… С другой стороны, личный контакт с Джун, возможно, поможет Шэю понять разницу между человеческим и божественным прощением. Возможно, если сердце убийцы окажется в груди ребенка, всем станет понятно, как добро – в буквальном смысле – растет из злодейства. И биение пульса Клэр успокоит Джун гораздо лучше, чем все мои молитвы. Возможно, Шэй действительно разбирался в вопросах искупления лучше, чем я. Сейчас он стоял у стены, поглаживая железобетон и словно считывая историю всех прошлых узников. – Я попытаюсь, – сказал я. Какая-то часть меня считала нужным сказать Мэгги Блум, что я был одним из присяжных, вынесших приговор Шэю Борну. Одно дело – скрывать правду от самого Шэя, совсем иное – подвергать риску судебное дело, которое готовила Мэгги. С другой стороны, я обязан был примирить Шэя с Богом, пока он жив. Стоило же мне открыться Мэгги – и она тут же велит мне убираться прочь и найдет ему другого духовника, к которому не сможет придраться ни один судья. Я долго, рьяно молился об этом, и пока что мне удавалось сберечь свою тайну. Господь хотел, чтобы я помог Шэю. По крайней мере так я увещевал себя, чтобы не признать очевидного: я тоже хотел ему помочь, ведь однажды я уже отказал ему в помощи. — 90 —
|