Щеки ее залило румянцем. – Тогда это невозможно. – Это маловероятно, – поправил ее я. – Возможно все. Она опустила пилюли к себе в карман. – Уверена, этому найдется медицинское объяснение… – Это сделал Шэй. – Заключенный Борн? – Он это сделал, – сказал я, отдавая себе отчет в том, насколько нелепо это звучит, и все же сгорая от желания объяснить все ей. – Я видел, как он оживил мертвую птицу. Как он угостил всех нас крошечной пластинкой жвачки. В первую же ночь он превратил воду в кранах в вино… – Ладненько. Офицер Уитакер, нам, похоже, понадобится психиатрическая помощь для… – Я не сошел с ума, Альма. Я… здоров. Я излечился. – Я взял ее за руку. – Разве ты никогда не видела ничего такого, что раньше казалось тебе невозможным? Она украдкой глянула на Кэллоуэя Риса, уже неделю как повиновавшегося ей беспрекословно. – И это тоже его рук дело, – прошептал я. – Я знаю. Альма вышла из моей камеры и остановилась напротив Шэя. Тот слушал телевизор в наушниках. – Борн! – гаркнул Уитакер. – В наручники. Когда запястья его были надежно скованы, дверь отворилась. Альма застыла в проходе, скрестив руки на груди. – Что тебе известно насчет состояния здоровья заключенного ДюФресне? Шэй молчал. – Заключенный Борн? – Он плохо спит, – тихо ответил Шэй. – Ему больно есть. – У него СПИД. И вдруг сегодня утром все изменилось, – сказала Альма. – И заключенный ДюФресне почему-то склонен считать, что это связано с тобой. – Я ничего не делал. Альма обратилась к надсмотрщику: – А вы это видели? – В водопроводной системе яруса I действительно были обнаружены следы алкоголя, – признал Уитакер. – И уж поверьте мне, они проверили все трубы вдоль и поперек, но утечки не нашли. И… да, я видел, как они все жевали жвачку. Но камеру Борна перевернули кверху дном – контрабанды там не было. – Я ничего не делал, – повторил Шэй. – Это они. – Внезапно оживившись, он шагнул навстречу Альме. – Вы пришли за моим сердцем? – Что? – За моим сердцем. Я хочу пожертвовать его после смерти. – Я услышал, как он роется в своих пожитках. – Вот, – он протянул Альме листок бумаги. – Это имя девочки, которой нужно сердце. Люсиус записал его. – Я ничего об этом не знаю… – Но вы ведь можете узнать, правда? Вы можете связаться с нужными людьми? После недолгих колебаний Альма заговорила уже мягче. Таким елейным голосом она беседовала со мной, когда я ощущал одну лишь адскую боль – и ничего иного. — 52 —
|