– Спасибо, конечно, но лучше мне не стало. Папа, я хочу его спасти – а он этого не хочет. – Возмещение ущерба – это первый шаг к teshuvah, – сказал отец. – Судя по всему, Шэй воспринял это слишком буквально: отняв жизнь, он теперь словно бы должен этой матери одного ребенка. – Тождества не получается, – возразила я. – Тогда он должен бы воскресить Элизабет Нилон. Отец кивнул. – Раввины спорят об этом со времен Холокоста: вправе ли семья погибшего прощать убийцу? Прощения нужно просить у жертв, а они уже обратились в прах. Я потерла виски. – Очень все сложно… – Тогда задай вопрос самой себе. – Да я даже ответить не могу, не то что задать вопрос. – Тогда, – сказал отец, – стоит спросить у Шэя. Я изумленно заморгала. Проще простого. Я не видела своего клиента после той первой встречи в тюрьме – все переговоры о реституционном правосудии проходили по телефону. Возможно, мне просто нужно узнать, отчего Шэй Борн настолько уверен в своей правоте, и тогда я тоже смогу принять верное решение. Я обняла отца. – Спасибо, папа. – Я ничего не делал. – Но все же собеседник из тебя гораздо лучший, чем из Оливера. – Только ему не говори, – попросил он. – А то этот кролик будет царапать меня с удвоенной силой. Я направилась к выходу. – Я тебе позже перезвоню. Кстати, мама опять на меня злится. В переговорную, залитую резким флуоресцентным светом, ввели Шэя Борна. Освободившись от наручников, он сел напротив меня, и я наконец смогла рассмотреть его руки. Они оказались меньше моих. – Как дела? – спросил он. – Нормально. А у вас? – Нет, я имел в виду, как мой иск? Насчет сердца. – Ну, сейчас мы ждем вашей встречи с Джун Нилон. – Я замялась. – Шэй, мне нужно задать вам один вопрос. Как вашему адвокату. – Я подождала, пока наши взгляды пересекутся. – Вы действительно уверены, что искупить свою вину сможете исключительно смертью? – Я просто хочу отдать свое сердце… – Это я поняла. Но для этого вас сначала казнят, и вы дали свое согласие на казнь. Он слабо улыбнулся. – А я думал, мой голос ничего не решает. – Мне кажется, вы знаете, о чем я говорю. Ваше дело поможет представить смертную казнь в новом свете, но вы сами станете жертвенным агнцем. Он резко вскинул голову. – За кого вы меня принимаете? Я не вполне поняла, что он хочет услышать. – Вы тоже верите в это? В то, во что верит Люсиус и все остальные? Будто бы я творю чудеса? — 105 —
|