– А, ты про ту девчонку! – сказал Джоджо с равнодушным видом, давая Майку понять, что, с его точки зрения, эта фанатка ничем не отличается от других. – Ну да, горячая, это ты правильно подметил. Но у меня сегодня в голове только этот гребаный экзамен. Схлопотать двойку у этого типа Марголиса – пара пустяков, а мне сейчас только двойки и не хватало. Майк сделал еще несколько попыток вырвать друга из цепкой хватки ложных представлений о праведной жизни, заключающейся в воздержании от некоторых ночных удовольствий, но в итоге сдался: Джоджо был непреклонен. – Ну и ладно, дело твое, – заявил наконец Майк. – Хочешь быть мудаком – кто же тебе запрещает… Учись, учись, будешь умным, как… не скажу кто… Только сделай одолжение – не выеживайся, если вдруг кто-нибудь из… верных болельщиц дьюпонтской команды… захочет присоединиться ко мне, когда я надумаю возвращаться в номер. – Договорились, – сказал Джоджо и уткнулся носом в книги. Ясное дело – никто не собирается кидать друга и устраивать ему промывание мозгов, если тот вдруг посреди ночи явится в номер с девчонкой. Едва Майк успел выйти за дверь, как Джоджо уже погрузился в благостное состояние – наслаждение добродетелью сознательного самоограничения. Так ему было легче отключиться от мысли о некоторых упускаемых удовольствиях и сосредоточиться на «Метафизике» Аристотеля. Время от времени он словно вживую видел перед собой Майка, Андре, Кёртиса, Трейшоуна, а возможно, и Чарльза где-нибудь в баре с восторженно хихикающими девчонками-подстилками. Они все вместе сидят сейчас за столиком и несут какую-то чушь. Все эти разговоры были абсолютно одинаковы: что в Чикаго, что в Далласе, что в Майами… это был своего рода ритуал, исполнив который можно было считать, что хотя бы видимость приличий соблюдена… Перед тем как идти трахаться, парни познакомились с девушками, поговорили с ними и вроде бы даже поухаживали… как же это убого, особенно когда со стороны смотришь… Вот Сократ, например, заметил по этому поводу: «Если человек предается невоздержанному веселью и плотским утехам в надежде обрести счастье, то он в силу своего невежества глубоко заблуждается и идет неверным путем, ибо неведомо ему, чтб есть истинное счастье». Джоджо открыл тетрадь. Раньше ему практически не приходилось записывать что-либо на лекциях или конспектировать прочитанные первоисточники; но попав к мистеру Марголису на курс «Век Сократа», он понял, что без этого просто не обойтись. «Концепции»… это о «концепциях» и «концептуальном мышлении»… Век Сократа отличался от предшествующих этапов развития человеческой мысли становлением системного взгляда на мир и формулированием самого понятия системного мышления. Да, похоже, греки действительно изменили мир, просто взглянув на него иначе и осмыслив его иначе – не так, как раньше. Вообще – интересное дело. Сократ – он ведь верил в Зевса. Верил ли он во всех остальных – ну, в эту Геру, в Аполлона, в Афродиту и… и… сколько их там, всех не упомнишь, – в общем, в том, что Сократ верил во всех этих богов, Джоджо не был уверен. Но Сократ верил в Зевса… Интересно, подумал Джоджо, а эти древние греки тоже вставали на колени и молились Зевсу перед его статуями? И было ли у них принято, сев за стол, всем браться за руки по кругу и возносить молитву Зевсу за то, что он «ниспослал хлеб наш насущный», как делала это тетя Дебби?.. Парень представил себе эту картину. Смех, да и только. Но ведь Сократ – он был настоящим фанатом логики, это же он придумал все эти «индуктивные умозаключения» и «этические силлогизмы»… Перед Джоджо лежала аристотелевская «Метафизика», и Аристотель по этому поводу говорил: «Сократ не допускал самостоятельного существования универсалий или дефиниций; Платон, напротив, считал, что они существуют сами по себе, вне зависимости от того, понимаем мы их или нет. Эти самостоятельно существующие концепции он и назвал термином Идеи»… Джоджо был уверен, что этот материал уж точно будет на экзамене, и на всякий случай решил перечитать раздел еще раз… «Сократ не допускал самостоятельного существования универсалий или…» — 674 —
|