|
– Твою мать. Он закрыл глаза и потер виски большим и средним пальцами свободной руки. За спиной его что-то зашевелилось, и по другую сторону кровати вдруг поднялась голова Глории. Ее губы были полуоткрыты, отвисшая челюсть делала некогда чувственный рот беспомощным и даже слегка комичным; в глазах застыло явное выражение тревоги. Джулиан тем временем вытащил ноги из-под одеяла и сел на край кровати, опустив голову. Посидев так несколько секунд, он собрался с силами и с тяжелым вздохом заставил себя встать. В последний момент вздох сорвался на кашель – судя по всему, легкие пытались избавиться от избытка винных паров, блокировавших циркуляцию кислорода в крови. Щурясь от солнца, парень пошел к двери. Судя по шаткости походки и по траектории, выбранной им для нелегкого перехода, его психомоторные функции еще не вполне восстановились. Джулиан отпер замок и не открыл, а всего лишь самую чуточку приотворил дверь со словами: – Извини, Николь, а которая сумка твоя? – Я и сама могу взять, спасибо большое. – Да нет, давай я принесу, не вопрос. – ТЫ ЧТО, СОВСЕМ ОХРЕНЕЛ? Я ЧТО, УЖЕ НЕ МОГУ ВОЙТИ И ВЗЯТЬ СОБСТВЕННУЮ СУМКУ? – дурным голосом завопила Николь. – АХ ТЫ, МЕШОК С ДЕРЬМОМ! КАКАЯ ЖЕ ТЫ ВСЕ-ТАКИ СКОТИНА, ДЖУЛИАН! ТЫ ХОТЬ ЗНАЕШЬ, ГДЕ Я СЕГОДНЯ СПАЛА, ИЛИ ТЕБЕ НАСРАТЬ НА ЭТО? МНЕ ПРИШЛОСЬ СПАТЬ НА ПОЛУ В НОМЕРЕ У КРИССИ, МАТЬ ТВОЮ! И ВСЕ ИЗ-ЗА ТЕБЯ, МУДАКА! Джулиан стиснул челюсти и растянул губы в недовольной гримасе, лишь отдаленно напоминавшей улыбку. Шарлотта видела, как он весь напрягся, как запульсировали жилы у него на шее. Женская интуиция подсказывала ей, в чем дело. На страдания и переживания Николь Джулиану было глубоко наплевать. Беспокоило его лишь одно: как бы этот громкий мат не привлек внимания других постояльцев и особенно администрации. В общем, как и все мужчины, он боялся, что Женщина Устроит Сцену. – Ладно, я сейчас, подожди секундочку, – сказал он. Придерживая дверь одной рукой, Джулиан нагнулся и другой притянул валявшуюся на полу ярко-синюю нейлоновую сумку с кожаной отделкой и блестящими хромированными молниями. Он поднес сумку к щелочке в двери и показал Николь. – Эта? – Да, твою мать, но мне еще косметичку забрать надо. Она там, в вашей гребаной ванной! Джулиан впал в оцепенение, которое, казалось, длилось не менее тридцати секунд – хотя на самом деле такого, конечно, не могло быть. У него только что дым из ушей не шел – даже со стороны было видно, как напряженно работает его мозг, пытаясь сделать менее болезненный выбор между двумя рискованными вариантами: что Николь Устроит Сцену или что Николь Узнает Горькую Правду. В итоге Горькая Правда показалась ему меньшим из двух зол. Понурив голову и уныло ссутулившись, парень открыл наконец дверь и впустил в номер свою официальную спутницу. Николь протолкнулась мимо него, даже не удостоив взглядом. На ней было все то же черное обтягивающее платье. Оно не могло бы выглядеть более мятым, жеваным и пыльным, даже будь этот наряд скомкан в узел, запихнут в самый дальний, никогда не разбирающийся угол кладовки и пролежи он там примерно год. Ее некогда безупречные светлые волосы сейчас больше всего напоминали растрепанную копну соломы, непонятно каким образом оказавшуюся не в хлеву, а на голове у симпатичной девушки. Впрочем, назвать Николь симпатичной в этот момент не решился бы даже самый заядлый врун и дамский угодник: лицо какое-то опухшее, отекшее, из всей косметики на нем сохранились только следы туши для ресниц – в виде полосок, стекших от глаз по скулам. Кожа напоминала цветом могильный камень. — 560 —
|