|
– Хойт! – Ну. Это был не ответ и даже не вопрос! Скорее что-то вроде мычания, наполовину воплощенного в слово. Похоже, способность формулировать свои мысли членораздельно окончательно покинула парня. Он стоял на четвереньках – и начал медленно ползти вперед. Да неужели Хойт действительно думает, что Шарлотта переспит с ним? Переспать – вот ведь дурацкое слово, абсолютно не подходящее для того, что могло вот-вот произойти между ними. Абсурдность этого выражения не могла не поразить ее даже в эту критическую минуту. Спать – с кем? Или с чем? С плотницким молотком? И все же – она была голая. И он был голый. – Хойт! – Ну что? Шарлотта нервно улыбнулась и сказала: – Я не знаю… насчет этого. – Голос ее внезапно охрип. – Все в порядке, не волнуйся, – сказал Хойт. – У меня кое-что есть. Он дотянулся до тумбочки, взял с нее бумажник, распотрошил его и извлек на свет презерватив, приготовленный специально для этого случая. Видишь? – Э-э… я не об этом. Просто я не знаю, я не знаю, должны ли мы продолжать. До чего же хрипло звучал ее голос. Шарлотта даже больше не могла заставить себя растянуть губы в улыбке. Руки Хойта были уже на уровне ее бедер. Он навис над ней… огромная туша со здоровенным молотком… И все же он остановился. Вид у парня был такой, словно его ударили по затылку чем-то тяжелым. Он был удивлен… поражен и, кроме того, явно не понимал, что происходит. – Послушай, но я ведь так хочу заняться с тобой любовью. – О, сколько мольбы, оказывается, может звучать в мужском голосе. – Я хотел этого, я ждал этого момента любви с первой секунды, как только тебя увидел. – Да нет, ты не понимаешь… – Я все понимаю – понимаю, что почувствовал тогда и что чувствую сейчас! – Что ж, звучало это пусть и излишне пафосно, но вполне убедительно. – Как только я тебя заметил на этой нашей вечеринке, то сразу же подошел к тебе. Я чувствовал! Там было столько народу, столько девчонок – но для меня была только ты. И сейчас остаешься – только ты! – Да нет же, ничего ты не понимаешь… я никогда… никогда… – Ты что, девственница? Шарлотта лежала, губы ее были полуоткрыты, а мозг лихорадочно работал, подыскивая правильный – можно подумать, у нее есть выбор, – вариант ответа. И наконец ей удалось заставить себя выдавить одно короткое слово: – Да. – Ну тогда я буду аккуратно, потихоньку, – заверил ее Хойт. На его лице появилась новая, не такая, как прежде, улыбка, словно говорившая: «Не-бойся-больно-не-будет-ни-капельки». Это была улыбка… даже не врача, а какого-то знахаря, чья преданность делу сохранения ее здоровья и преодолению всех испытаний гораздо глубже, чем формальная клятва Гиппократа: «Главное – не навредить». — 549 —
|