Я Шарлотта Симмонс

Николь, по всей видимости, решила подтвердить правоту его высказывания и, запрокинув голову, снова хорошенько отхлебнула. На этот раз все обошлось без прокашливаний и слез. Николь лишь задержала дыхание, но продолжала улыбаться, одновременно широко открыв глаза и вскинув брови, словно подтверждая, что напиток явно не детский, но в этом и состоит вся его прелесть.

Джулиан тем временем соорудил еще два коктейля – практически из одной водки.

Хойт подсел к Шарлотте на кровать и стал поглаживать ей спину. С одной стороны, она чувствовала себя неловко из-за такого проявления ласки при посторонних, но в то же время не могла не признать, что внимание Хойта по крайней мере оправдывает ее присутствие здесь. Это своего рода пропуск, зачисляющий ее в компанию.

Николь тем временем сделала еще глоток из стакана и добралась до телефона, стоявшего на тумбочке между кроватями. Судя по ее дружески-конфиденциальному тону, Шарлотта предположила, что она звонит Крисси.

– Ну да, а мы тут как раз того… разминаться начали. – Затем Николь прикрыла рот ладонью и понизила голос, но Шарлотта сидела так близко, что ей было все слышно: – Где?.. Что?.. А-а. Так ты про наш головняк? – Она засмеялась чему-то, сказанному Крисси. – Угадай с трех раз, хотя тебе и первой попытки хватит… – Снова смех. – Ну конечно. Прямо здесь… Ясно, головная боль от нас никуда не денется. Ты меня поняла.

Шарлотта тоже прекрасно ее поняла. Они говорят о ней. Она и есть их головняк, их надоедливая и неприятная болячка.

Хойт тем временем откинулся поудобнее и стал круговыми движениями массировать Шарлотте плечи. Получалось это у него не слишком умело, да и не в том она была настроении. Тем не менее, пока Хойт – самый красивый, самый крутой парень во всем братстве Сейнт-Рей – обращал на нее свое более чем благосклонное внимание, можно было просто плевать на злобное шипение всяких там Николь и Крисси. По крайней мере, ей почти удалось убедить себя в справедливости этой мысли.

– Ты чего хочешь? – спросил ее Хойт. – Эй, да расслабься ты.

Только сейчас Шарлотта заметила, что действительно сидит, напряженно выпрямив спину, словно на экзамене.

– В каком смысле – чего хочу?

– Я говорю: пить что будешь?

– А, нет, спасибо, ничего. Может быть, немного сока.

– Сок? Брось, что за глупости. Давай я хоть немножко водки добавлю.

– Да нет, в самом деле не надо.

Хойт продолжал массировать ей плечи, нажимая чуть сильнее, но нежно, и Шарлотта почувствовала, что ей действительно становится лучше, а главное – это проявление ласки делало ее более значительной, прежде всего в глазах Николь и Джулиана. Руки у Хойта были большие… сильные… но мягкие… и так приятно было чувствовать их на своем теле. Плечи налились теплом – и Шарлотта просто не могла не оглянуться и не посмотреть на него. Его ответный взгляд просто поразил ее. В улыбке Хойта было столько нежности и тепла… и какой же он все-таки красивый! Этот волевой подбородок, эти сверкающие светло-карие – ореховые – глаза, полностью поглощенные ею: он просил Шарлотту о том, что сама она ни за что бы не сделала, чего делать ей и сейчас не хотелось, но ни за что на свете она сейчас не хотела огорчить Хойта, погасить эти искорки в его глазах, стереть с его лица это таинственное… может быть, сладострастное, чтобы не сказать – похотливое, но все же выражение любви… Его нежный взгляд – вот та непреодолимая преграда, которая защищает ее от всех насмешек, от всех сарказмов третьей степени, от всех издевательских замечаний Николь и Крисси.